— Клянешься ли ты соблюдать интересы Аудиториума Магико и ставить их выше долга, чести и прочих клятв?

Я на миг замялся. А если эти интересы пойдут наперекор Роду? Что тогда?

Но выбора уже не было.

— Клянусь, — тихо сказал я.

— Клянешься ли ты слушать, повиноваться и исполнять приказы ради Аудиториума Магико? Клянешься ли хранить тайны Аудиториума и защищать их?

— Клянусь, — сквозь зубы проговорил я.

Черт возьми, как же теперь балансировать между Родом, Корфом и Аудиториумом? Каждому я был должен, с каждым был связан. И каждый требовал от меня почти невозможного.

— Аудиториум Магико клянется защищать тебя, Михаил Соколов, обучать и наставлять, дабы ты стал достойнейшим среди достойнейших. И да скрепится этот договор силой Осколка.

Он сказал что-то еще по-гречески — тихо, нараспев. А затем высыпал порошок во флакон и тут же плотно его закупорил.

— Отныне мы связаны обещанием, — сказал ректор, убирая флакон за пазуху. — Я бы не хотел злоупотреблять полученной властью и надеюсь на ваше благоразумие, Михаил Николаевич.

— С готовностью его проявлю, — отозвался я.

Долгоруков по-отечески тепло улыбнулся.

— Что ж, с завтрашнего дня начинается новая жизнь вашего сиятельства.

— И как долго она продлится? Вы собираетесь хранить этот флакон вечность?

— Мне хочется надеяться, что случай откупорить его мне никогда не представится. Не теряйтесь, ваше сиятельство. Не подводите нас — и все будет хорошо.

Я едва расслышал последние слова ректора. Голова резко закружилась, комната начала вертеться перед глазами, и камин, кушетка, огни свечей превратились в размытые пятна. Вокруг шеи словно замкнулся жесткий ошейник, едва позволявший вздохнуть.

Я инстинктивно дернулся, потянулся руками к шее, пытаясь просунуть палец между этим ошейником и кожей. Защититься, сбросить его с себя… тщетно. Я воззвал к силе, но она не откликнулась. Не пришла. Руки и ноги ослабели, жизнь словно покидала меня, а сознание словно уплывало куда-то далеко…

Во тьму.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство, — раздалось откуда-то издалека. — И добро пожаловать в настоящий Аудиториум.

***

Звон церковных колоколов разбудил меня еще до рассвета. Я распахнул глаза и по привычке вскочил, но тут же со стоном рухнул обратно на подушку. Голова раскалывалась, а все тело ломило так, словно меня отпинала толпа футбольных фанатов.

Вот же дерьмо. Так…

Потолок. Знакомый. Моя комната в Домашнем корпусе?

Осторожно повернув голову, я уперся взглядом в идеально заправленную пустую койку. И тут же вспомнил, что стало с тем, кому она принадлежала.

Черт возьми, а я-то понадеялся, что это был сон. Хренушки мне.

— Миша? — радостный голос Сереги окончательно вернул меня в реальность. — Миша проснулся! Коля, беги сюда!

Из ванной комнаты выскочил голый по пояс Сперанский. С мокрых рыжих кудрей ручьем стекала вода, и лекарь на ходу пытался вытереться.

— Аллилуйя! — вздохнул он и показал мне палец. — Сколько видишь?

— Один палец и одного мокрого болвана, — ухмыльнулся я. — Какой сегодня день?

— Воскресенье. Два дня после… Кражи головы.

Ого! Последним, что я помнил, был разговор с ректором в ночь с четверга на пятницу. Неплохо меня вырубило…

— Какие новости? — спросил я.

— Ты лучше скажи, как себя чувствуешь.

— Да нормально, только все тело болит и голова чугунная. И жрать хочу.