Вот один такой вышел из густых ёлок и остановился, увидев большую полянку.
Слушает заяц, встал на задние лапки, огляделся: везде шелест, куда идти?
Не посмел идти прямо через поляну, а пошел вокруг всей поляны, от берёзки к берёзке.
Кто боится чего-то в лесу, тот лучше не ходи, пока падают листы и шепчутся. Слушает заяц, и всё ему кажется, будто кто-то шепчется сзади и крадётся. Можно, конечно, и трусливому зайцу набраться храбрости и не оглядываться, но тогда как бы ему не попасть в настоящую беду: под шум листьев за ним лисица крадется; не оглянется храбрый заяц на шелест, а тут тебя под шумок и схватит рыжая кумушка.
Осинкам холодно
В солнечный день осенью на опушке леса собрались молодые разноцветные осинки, густо одна к другой, как будто им там в лесу стало холодно и они вышли погреться на солнышко, на опушку.
Так иногда в деревнях выходят люди посидеть на завалинке, отдохнуть, поговорить после трудового дня.
Осенняя роска
Заосеняло. Мухи стучат в потолок. Воробьи табунятся. Грачи собирают упавшие зёрна на убранных полях. Сороки семьями пасутся на дорогах. Росы по утрам холодные, серые.
Иная росинка в пазухе листа весь день просверкает.
Лученье рыбы
В конце сентября вода в Кубре стала прозрачная, и теперь всё видно на всей глубине. Видно, как лилия взялась расти и тонким стеблем своим потянулась вверх. Стебель— как зелёная верёвка: ни одного листика, а как дошла доверху, на воде раскинула листы, как блюда. Теперь эти листы пожелтели.
— Видела ли, Зиночка, — спросил я, — как рыба спит?
— Не видела, — ответила Зиночка.
— Не видела? Ну, вот вечером сегодня я тебе покажу. И может быть, ещё сегодня мы с тобой свежей рыбки попробуем. Тебе хочется?
— Судачка бы…
— Посчастливится, попробуем с тобой и судачка.
Мы с Зиночкой идём в сарай. Там из-под всякого хлама я достаю железное приспособление для лученья рыбы и рассказываю, для чего нужна эта коза: положат дрова на козу и поставят на носу лодки, зажгут дрова — и коза тогда как подсвечник. Широко, от берега до берега, осветится наша Кубря, и глубоко будет видно, до самого дна.
— Это, — сказал я, — называется у рыбаков ездить с лучом или просто лучить. На что только луч ни ляжет, всё ночью станет красиво.
— Что же красивого?
— Всё красиво: тростники стоят как золотые.
— А ещё что?
— Внизу, в глубине под этими тростниками, леса водяных трав.
— А ещё?
— Ещё в воде у песчаного берега видишь всё дно, и камешки разные на дне, и ракушки, и далее следы на песке, извилистые тропинки, по которым ракушки ходят.
— Как же ходят ракушки?
— Не как мы, конечно: мы выходим из дома, а ракушка идёт — и весь дом с ней.
— А что ещё красиво?
— Ещё сам человек у воды с острогой.
— Что это за острога?
— Длинная палка, на ней грабли, и каждый зубчик в граблях с зазубринкой. Человек от огня весь красный. Это красиво.
— А ещё что?
— Смотрит человек в воду, держит острогу наготове. Вот он увидел: в воде рыба стоит. Человек быстро двинул острогой, ударил в рыбу, вынимает — и на зубцах бьётся сверкающая в лучах большая рыба…
Вечером мы с Зиночкой вытащили двух судаков, и дома я её угостил свежей рыбкой.
Осенние листики
Перед самым восходом солнца на поляну ложится первый мороз.
Притаиться, подождать у края — что там делается на лесной поляне!
В полумраке рассвета приходят невидимые лесные существа и потом начинают по всей поляне расстилать белые холсты. |