Уильям Энн приподняла одну бровь.

— Ты можешь пойти, — сказала Сайленс, вырывая руку из ладоней дочери. — Но будешь делать то, что я скажу.

Уильям Энн глубоко выдохнула, а затем энергично кивнула.

— Я предупрежу Доба, что мы уходим.

Оказавшись в темноте улицы, она перешла на типичный для поселенца медленный шаг. Даже будучи в пределах защиты серебряных колец постоялого двора, Сайленс знала, что нужно следовать Простым Правилам. Нужно выполнять их, находясь и в безопасности, иначе небрежность может сказаться уже в Лесах.

Она достала два бочонка и смешала их содержимое, получив светящуюся пасту. Закончив, Сайленс разлила смесь по баночкам, которые заранее положила в мешок.

Она вышла в ночь. Воздух был холодным, бодрящим. Леса умолкли.

И конечно же, везде были духи.

Некоторые скользили в траве, их было видно из-за мягкого сияния. То были старые духи, бесплотные, полупрозрачные; их очертания уже мало походили на человеческие. Головы были подернуты рябью, лица менялись, словно кольца дыма. За ними длиной с руку стелился белоснежный волнообразный шлейф. Сайленс всегда думала, что это изодранные остатки их одежды.

Все женщины, в том числе и Фоскауты, испытывали холод внутри, если видели духов. Конечно же, духи были и днём, просто их не было видно. Но только разожги огонь, пролей кровь, и они настигнут тебя даже при свете солнца. Однако ночью духи были другими. Быстрее реагировали на любое отступление от Правил. И на быстрые движения, на которые не обращали внимания днём.

Сайленс достала одну баночку пасты, освещая всё вокруг бледно-зелёным светом. Сияние было тусклым, но в отличии от света факела, ровным и устойчивым. Факел ненадёжен. Если он потухнет, то второй раз разжигать его уже нельзя.

Уильям Энн ждала впереди с фонарём на палке.

— Нам нужно двигаться тихо, — сказала ей Сайленс, прикрепляя баночки к шестам. — Разговаривать можно только шёпотом. Я уже говорила, слушайся меня, делай всё, что я скажу, тотчас же. Люди, которых мы преследуем… они убьют тебя, не задумываясь, или сотворят с тобой ещё чего похуже.

Уильям Энн кивнула.

— Ты не сильно-то испугана, — сказала Сайленс, оборачивая сосуды со светящейся пастой в чёрную ткань. Это погрузило их во тьму, но сегодня Звёздный пояс был высоко в небе. Часть его света сочилась сквозь листья, освещая участок земли рядом с дорогой.

— Я… — начала Уильям Энн.

— Ты помнишь, когда гончая Гарольда сошла с ума прошлой весной? — спросила Сайленс. — Помнишь её взгляд? Бессознательный? Глаза, горящие жаждой убийства? Таковы и эти люди, Уильям Энн. Озверевшие. И их нужно усмирить, как ту собаку. Для них ты не человек. Добыча. Понимаешь?

Уильям Энн кивнула. Сайленс заметила, что девушка скорее взволнована, нежели напугана, но с этим ничего уже не поделаешь. Мать вручила Уильям Энн посох с тусклой светящейся пастой. Фонарь излучал слабый синий свет, освещая небольшое пространство впереди. На одно плечо Сайленс закинула палку с фонарём, на другое водрузила мешок, а затем кивнула в сторону дороги.

Неподалёку, к охранной линии постоялого двора проплыл дух. Стоило ему коснуться тонкого барьера из серебра на земле, как раздался треск, будто посыпались искры, и его стремительно отшвырнуло назад. Дух поплыл в другую сторону.

Каждое такое прикосновение стоило Сайленс денег. Серебро иссякало. За это постояльцы и платили. За такой двор, границы которого вот уже как сотню лет не нарушил ни один дух. Не было никаких незваных духов, оказавшихся случайно в ловушке, и внутри. Своего рода мир. Лучшее, что могли предложить Леса.

Уильям Энн переступила через границу, которая представляла собой изогнутую линию, состоящую из крупных, выступающих из земли, обручей.