У Дженнифер голова шла кругом, и она оставила ему на чай гораздо больше, чем предполагала изначально. Когда она выбралась из машины, у нее было такое чувство, что ее пропустили через мясорубку. Ну, если не всю, то мозги уж точно.

   Перед ней высилось здание высотой этажей в двенадцать-пятнадцать, невысокое для этого города, но очень длинное и выстроенное подковой. Его фасад напоминал расчерченное восковым карандашом выпуклое зеркало — окон было больше, чем стен.

   В холле было очень много народу, Дженнифер не сразу сориентировалась и поняла, что это люди, приехавшие по той же программе стажировки, что и она. И многие, судя по тональности речи, были недовольны тем, как все получилось. Дженнифер пришлось потолкаться в толпе, найти администратора, зарегистрироваться, но, вместо того чтобы сказать что-нибудь вразумительное, ее отправили на установочную конференцию в аудиторию на шестом этаже. Дженнифер кое-как затолкалась в лифт со своими двумя чемоданами и небольшой сумкой через плечо. Чувствовала она себя глупо. Могли хотя бы предложить оставить где-то вещи... У нее ведь далеко не самый большой багаж, если сравнить, скажем, с вон той девушкой-азиаткой...

   Видимо, организаторы на этом экономили место, силы и время. Установочная конференция, которая, по представлениям Дженнифер, должна была бы продлиться часа полтора, заняла не больше получаса. Собравшимся — а Дженнифер могла наблюдать здесь представителей всех известных ей рас с разными оттенками кожи — объяснили, как им повезло попасть сюда и как здесь все рады их видеть, сообщили вкратце, что и как будет проходить, назначили кураторов, распределили по комнатам в общежитии и огласили списки учреждений, где каждому предстоит проработать три месяца.

   Дженнифер угодила... нет, не в журнал мод. В еженедельник с телепрограммой и рассказами о жизни звезд. Гораздо лучше, чем то, чего она боялась. Гораздо скромнее, чем то, о чем она мечтала.

   Ей выдали на руки договор, который нужно было подписать и отдать куратору, и на несколько секунд ей показалось, что она совершает весьма рисковый поступок, ставя на этой строчке свой росчерк... В вечное пользование ей достался листок с адресом редакции, схемой проезда и телефоном (на крайний случай). Очень мило.

   Невероятно хотелось поесть и вымыть руки. Нет, сначала вымыть руки, а потом поесть. Дженнифер чувствовала себя... пыльной, хотя, если подумать, пылиться ей было особенно негде. Но она искренне обрадовалась, когда джентльмен среднего возраста и очень среднего, если не сказать маленького, роста благословил их на дерзания и путь по нью-йоркским терниям и отпустил с Богом.

   Соседку по комнате звали Этель. Она прилетела из Израиля. У нее были восхитительные черные волосы, жесткие и волнистые, черные соболиные брови и зеленые змеиные глаза. Она была дюйма на три выше Дженнифер, и, глядя на ее пышные женственные формы, Дженнифер впервые в жизни почувствовала себя неуютно из-за собственной хрупкости.

   Этель будто прочла ее мысли:

   — А хорошо, что ты такая худенькая. Моя одежда размера на два больше твоей. Значит, по вечерам мы не будем ссориться из-за того, что ты утром ускакала в моих джинсах. С моей соседкой в колледже мы чуть ли не дрались...

   Дженнифер подумала, что драться с девицей из превосходящей весовой категории ей вовсе не хочется, тем более — из-за каких-нибудь экстравагантных джинсов с черными кружевами. Джинсы и кружева в эстетической картине мира Дженнифер были несовместимы.

   Этель мечтала заниматься рекламным бизнесом и приехала на стажировку копирайтером — ей предстояло писать рекламные тексты в одном агентстве, название которого никому ничего вразумительного не говорило.

   Дженнифер вообще не свойственно было злорадство, но сейчас она ощутила легкую волну удовлетворения от того, что не к ней одной мечта повернулась, так сказать, неожиданной стороной.