Дальше в псалме говорилось о проклятиях и искуплении. Мне кажется, любой человек, шифрующий послание, воспользуется только первыми строками. Иначе это будет слишком туманно. Жертва заскучает и бросит читать до того, как поймет смысл.

Идея с псалмами провалилась, и я вернула книгу на место.

Рядом с двумя сборниками псалмов лежала третья книга, толстая, черная и сильно потрепанная от частого использования.

Ничего не ожидая, я взяла ее.

Святая Библия, перевод короля Якова. Тяжелая, как кирпич.

Поддавшись импульсу, я ткнула пальцем между страниц.

Князья ее – львы рычащие; судьи – рыщущие под сенью ночи волки; они не выгрызают костный мозг.

Зефания, глава 3, стих 3.

«Вот тебе и пророчество», – подумала я.

Верьте или нет, но в этот самый момент из ниоткуда мне в голову пришла мысль. Уселась, словно голубь на статую адмирала Нельсона.

Я перелистнула к началу Библии, молясь, чтобы в ней было содержание.

Да! Вот оно, в начале, как и следовало ожидать.

Книга Бытия… Исход… Левиты…

К моей обнаженной руке прикоснулась холодная ладонь. Я подскочила фута на два как минимум, сердце ушло в пятки.

– Я так и знала, что найду тебя здесь, – произнес голос мне на ухо, и я в ужасе обернулась.

Это была женщина с берега. Опять она подобралась ко мне в абсолютной тишине.

Сидя спиной к алтарю и внимая звукам органа, я не слышала и не видела ее кресло. Должно быть, она прикатила в церковь через трансепт.

– Наше знакомство было неудачным, – продолжила она, ткнув пальцем в сторону кладбища. – Это целиком и полностью моя вина. Ты просто пыталась помочь бедному Орландо. Мне следовало сразу понять.

Должно быть, она увидела мое замешательство. Неужели это тот самый человек, который недавно на берегу реки рвал волосы на голове?

– Должно быть, тебе хочется дать мне пощечину, верно? Ох, ну давай, признайся. Я бы не стала тебя винить.

Я одарила ее мрачной улыбкой и снова вернулась к книге.

Книга Бытия… Исход… Левиты…

– Скажи, что ты меня прощаешь, – она сжала мою руку. – Викарий и констебль посоветовали мне пойти в церковь и успокоиться. Вот я и пытаюсь это сделать. Но ты должна мне помочь.

Я попыталась игнорировать ее, но это было нелегко. Она сунула ладонь мне под нос:

– Пожмем руки. Я Поппи Мандрил. А кто ты, скажи, молю тебя?

– Титания Боттом, – отозвалась я. Иногда я представляюсь такими именами, когда меня сильно злят.

Женщина откинула голову и расхохоталась удивительно богатым, теплым и глубоким смехом, взлетающим в воздух и переплетающимся с органом.

– Да ладно, – сказала она. – Я поставила достаточно пьес Шекспира, чтобы понять, когда мне морочат голову.

Она постучала по правому колену – или, во всяком случае, по тому месту, где оно должно быть. Я впервые заметила, что у нее нет ноги. До сих пор плед хорошо скрывал отсутствие конечности.

– И… извините, – сказала я, чувствуя себя идиоткой.

– Не стоит, – ответила она. – Забавно, но это дает такую свободу. Ой, не надо смотреть на меня с таким скептическим сочувствием. Я устала от этих взглядов. Люди не знают, как себя вести со мной. Пусть у меня нет ноги, но голова-то есть.

Должна признать – правда, неохотно, – что в этой женщине есть нечто, вызывающее во мне восхищение. Внезапно я решилась и протянула ей руку.