|
И так они говорили, говорили… Я был почти в отчаянии, когда, наконец, вернулись дамы. Салон, что вполне естественно, служил и столовой, и гостиной. Конечно же, леди Сомерсет — вопреки этикету! — ухитрилась посадить меня рядом с мисс Чамли, под кормовым окном, на скамью, которая, возможно, называется как-нибудь иначе — кормовая банка, например. Впрочем, какая разница! Благослови Господь леди Сомерсет!
Речь моя была, боюсь, совершенно бессвязной. Но виной тут не бренди и недолгое, бесконечно долгое время без сна. Меня постигло самое опасное из всех видов опьянения, опьянение постыдное и сладостное. — Мисс Чамли, я прошу у вас аллеманду, и кадриль, и котильон… — Что же мне выбрать? — Все, если можно. Я не вынесу… — Так будет неприлично, и вы это прекрасно понимаете! — Тогда — да здравствует неприличие! Мы будем танцевать аллеманду вокруг грот-мачты, котильон от одного конца шкафута до другого, и… — Мистер Тальбот, бедная беззащитная девушка… — Полно, вы так же беззащитны, как «Алкиона». Не сомневаюсь, что ваш путь усыпан побежденными — не хуже, чем у сэра Генри. Теперь в списке и я. — Я не столь безжалостна. Я вас отпускаю. Только… — Что — «только»? — Объявлен мир. Давайте же и мы присоединимся. — Вы столь жестоки! Зачем вы меня отпускаете?! — Все зависит от ветра. Ах, как я боюсь этой ужасной качки! Поверьте, mal de mer так гадка и так бесконечно унизительна, сэр, что даже юная особа перестает беспокоиться о своем жалком состоянии. — И все же мы их уговорим. — Приказы — ужасная вещь, мистер Тальбот. Я была в полной прострации, но сэр Генри, как ни умоляла его леди Сомерсет, не согласился свернуть ни единого паруса, чтобы замедлить ход. Видите, каковы пределы власти, которую вы мне приписываете. — А вы сами просили его? — В тот миг я, несчастнейшее существо, думала лишь о смерти. Хотя — вы только представьте! — когда выяснилось, что нас неотвратимо тянет к вашему кораблю, и мы не знали, друг это или враг, я нашла перспективу неминуемой гибели, коей я только что страстно желала, совершенно, совершенно невыносимой! — Позвольте открыть вам секрет, мисс Чамли. Я носил личину отваги, но чувствовал то же самое, что и вы! Мы рассмеялись. — Уважаю вас за признание, сэр, и не выдам. — А леди Сомерсет не испугалась? Мисс Чамли наклонила ко мне темные локоны и прикрылась веером. — Не слишком, мистер Тальбот. Думаю, она надеялась встретить самого Корсара. Я громко рассмеялся. — А потом любоваться нашим, как говорят матросы, грузом дров — с орудийными портами без пушек. — Мистер Тальбот! — Что ж, ладно. Но мы с вами договорились, не так ли? Вы оставите за мной столько танцев, сколько позволяют приличия, и даже больше. — Если меня держат за руки, мистер Тальбот, мне остается только подчиниться. Но виноваты будете вы. — Я буду тверд. Возникла пауза. Я готовился предпринять единственную отчаянную попытку перевести пустой разговор на что-то более серьезное, но едва набрался духу сделать неслыханно смелое признание — «мадам, я поражен молнией», — то увидел, что леди Сомерсет напряженно улыбается. Капитан Андерсон поднялся. С упавшим сердцем я понял: наш визит заканчивается — должен закончиться. Не помню, как я ушел из зачарованного замка, как добрался до своей клетушки, думая (с комком в горле) — право, смешно! — о том, с кем она сейчас разговаривает, и кто… Впрочем, о чем я? Я не поэт, чье занятие — теперь я понимал — утешать людей в подобные минуты. |
