Изменить размер шрифта - +
Андерсон обратил взор вверх, на парус, и рявкнул на мистера Тейлора. Тот прикрикнул на рулевых, которые, в свою очередь, посмотрели на кромку паруса, заглянули в нактоуз, передвинули табачную жвачку от одной щеки к другой и «переложили руля», что, насколько я мог заметить, на поведение судна никак не повлияло.

Я продолжил наблюдение за происходящим на баке. Дело продвигалось медленно, и через некоторое время Андерсон не выдержал и затоптался взад-вперед по левому борту палубы, не обращая внимания на прыжки корабля, а также, наверное, и на его «выгибание» и «прогибание». Судя по походке, многие годы капитан именно так и провел. Мне почудилось, что если корабль опрокинется — не приведи Господь! — Андерсон так же мрачно протопает по днищу и будет вышагивать взад-вперед по килю, дожидаясь, пока лейтенант Бене приспособит как-нибудь эту гору тросов, блоков, кусков рангоута и парусины, дабы вернуть судно в прежнее положение! Капитан и его непоколебимость напоминали неумолимое вращение небесных сфер.

По лестнице поднимался Пайк. Лицо у него было в слезах. Ветер сдувал слезинки, но на глазах тотчас выступали новые. Пайк, пошатываясь, приблизился, упал на меня, обхватил обеими руками и зарыдал мне в живот. Он шептал:

— Фиби! Моя крошка Фиби…

— Господи! Умерла?!

Капитан подошел к нам и уставился на Пайка.

— Кто умер?

— Говорят, она умирает. Моя маленькая Фиби!

— Это мистер Пайк, капитан. Фиби — его дочь. Возьмите себя в руки, Пайк.

— Кто говорит, сэр, что ваша дочь умирает?

Пайк шмыгнул носом и икнул.

— Миссис Пайк, капитан. И мисс Грэнхем тоже.

— Бросьте, Пайк, — сказал я, — они — ни та, ни другая — в медицине не разбираются. Я рассказывал вам про своих братьев, помните? Вечно дерутся и…

— Что вам угодно, мистер Пайк? — поинтересовался капитан Андерсон.

Пайк оторвался от меня, пошатнулся и уцепился за перила.

— Если бы вы уменьшили качку, капитан! Им невмоготу, понимаете…

Капитан Андерсон заговорил голосом вполне для него дружелюбным:

— Это невозможно, мистер Пайк. Не могу вдаваться в подробности, но поверьте: никакая сила на земле не избавит нас от качки.

Мы замолчали. Пайк утер лицо рукавом и медленно, уныло уполз вниз.

И тут у меня родилась мысль.

— Капитан!

Но он уже смотрел вперед.

— Капитан! А ведь Нельсон…

Андерсон повернулся, с шипением пробежал мимо меня и поднялся по трапу в святая святых, за пределы моей досягаемости.

— Черт побери!

Мысль моя была отличная. Я это знал! Я спустился по трапу вслед за Пайком, поспешил к его каюте — и замер в дверях, хотя нерешительность совсем не в моем характере. Я поднял руку, чтобы постучать — и опустил. Бедной крошке так худо! Я тихонько толкнул дверь.

Сестра Фиби, Арабелла, лежала на своем конце койки, обложенная твердыми как камень подушками. Она дергала за нос тряпичную куклу; девочка выглядела чертовски уныло. Над противоположным концом койки склонились миссис Пайк и мисс Грэнхем. Я только собирался рассказать о своей идее, но не успел и слова вымолвить, как мисс Грэнхем что-то услышала или почувствовала. Она повернулась и уставила — чуть не сказал «нацелила» — взгляд мне в лицо. Она совершенно осунулась, и глаза у нее запали.

— Ни слова, мистер Тальбот! Закройте дверь.

Команда была произнесена столь каменным голосом, что устрашила бы самого Андерсона. Я закрыл за собой дверь; рука моя действовала как чужая. Я осторожно двинулся в пассажирский салон, где под кормовым иллюминатором сидел мистер Пайк. Он то и дело шмыгал носом, но казался спокойным. Я припомнил единственного человека на судне, которому верил безоговорочно, и поспешил прочь, понесся сломя голову по танцующей палубе к Чарльзу Саммерсу.

Быстрый переход