Впрочем, долго разглядывать его подпись не стоило. Хлюпанье носом, а то и слеза, упавшая на страницу сей драгоценной книги, сказалась бы на моей репутации отнюдь не лучшим образом. Тем не менее я подняла голову и оглянулась на Тома Уикера – ведь он был обязан покровительству лорда Хилфорда не менее моего. Мы обменялись улыбками, а затем я, склонившись над книгой, вписала в нее свое имя. Если вам выпадет шанс увидеть его там, знайте: небольшой пробел над ним оставлен не случайно: я была твердо убеждена, что моя подпись должна стоять справа от подписи Тома.

Затем состоялся банкет, в начале коего президент Коллоквиума поднялся и сказал обо мне великое множество лестного, после чего в мою честь прозвучало немало тостов. В большинстве оных так или иначе фигурировал тот факт, что звания действительного члена Коллоквиума меня удостоили единогласно. Правда, Том по секрету поведал мне, что президент, отведя нескольких самых строптивых джентльменов в сторонку, дал им понять: если они проголосуют против, в стенах Коллоквиума им будут отнюдь не рады, ибо, отказавшись признать заслуги натуралистки, открывшей популяцию последних доживших до наших времен дракониан, сие почтенное научное сообщество покроет себя несмываемым позором. В знак протеста означенные джентльмены, почтив своим присутствием церемонию подписания Присяги, воздержались от банкета, но я по ним нимало не скучала: стоит ли портить день триумфа видом их кислых мин? Выше я говорила, что если Коллоквиум и на этот раз откажется принять меня в свои ряды, я смогу со спокойной душой умыть руки, но наконец-то добиться исполнения юношеской мечты – ведь это куда как приятнее!

Да, узколобых ретроградов в Коллоквиуме немало, но все же это прекрасное учреждение, содействующее развитию научного знания в бессчетном множестве направлений. Ныне действительным его членом стал и мой сын Джейкоб, добившийся признания благодаря работам в области океанографии. Подумать только: когда я родилась, этой науке еще и названия не было! Натали Оскотт с друзьями, на время отвлекшись от небес, разработали и изготовили ему превосходное оборудование для исследования подводного мира, и Джейкоб распорядился им как нельзя лучше.

Сухайл много лет занимал пост президента Общества Языковедов, однако не столь уж давно ушел в отставку, сказав:

– Если мне больше никогда в жизни не придется сидеть на заседаниях, буду считать, что я почти попал в рай.

Кстати заметить, я в глубине души рада, что никому до сих пор не хватает духу предложить на пост президента Коллоквиума даму. Несомненно, в один прекрасный день это произойдет. Возможно, я даже еще успею поаплодировать леди, увенчанной сими лаврами, но… уж лучше пусть это буду не я.

Здесь у меня возникло было желание сравнить мир, каким я знала его в те дни, когда забальзамировала при помощи уксуса своего первого искровичка, с тем миром, в котором живу сегодня. Однако последний знаком читателям настолько, что любое пространное его описание окажется крайне утомительным, а что до первого – если уж мне не удалось передать основных его черт в предыдущих томах мемуаров, на то, чтоб сделать это сейчас, нечего и надеяться. Переменам подверглось всё и вся, начиная с практических фактов будничной жизни (как то – путешествий на целигерах и широкого применения для самых разных задач машин из драконьей кости), продолжая структурой ширландского общества (ныне женщины имеют не только множество возможностей для получения образования, но и избирательные права), и заканчивая развитием науки во всех ее областях, включая мою. Те, кто гораздо лучше меня разбирается в анатомии и химии, начали исследовать различные механизмы образования экстраординарного дуновения, – а ведь я, не имея систематического образования, к подобной задаче не смогла бы и подступиться. Естественно, и о лабильности развития и о том, как благодаря ей в древние времена на свет появились первые дракониане, теперь известно значительно больше.