В той стопке вещей, которую она сунула ему в дверь ванной, была пара мягких кожаных туфель, которые оказались малы. Сол посмотрел вниз, на свои голые ступни. В чистом виде вид у них был еще более устрашающий, чем раньше.

— Гулял много, — сказал он; они посмотрели друг на друга через всю комнату, — Как ты здесь оказалась, Рут?

Она покачала головой и принялась стелить ему на кушетке постель.

— Живи здесь столько, сколько будет нужно. Джон все устроит.

Она расправила одеяло.

— Рут…

Она выпрямилась, не оборачиваясь.

— Никто из них так и не вернулся, Сол. Твои родители, мои, Фингерхуты, Густль, его отец. А Эрлиха взяли всего за месяц до того, как все кончилось.

— А Якоб?

— Его арестовали ночью, как раз перед тем, как ты ушел.

Его сон был — желанное падение во тьму, все ниже и ниже. Насколько глубоко — он не знал. В какой-то момент, ночью, к нему пришла Рут. Он проснулся оттого, что она положила теплую ладонь ему на талию. А потом коснулась губами шеи. Он повернул голову.

Она стояла возле кушетки на коленях, темный силуэт на фоне темного окна. Он потянулся назад, и она приняла его руку — своей рукой. Потом, одним-единственным быстрым движением, скользнула под одеяло и сразу встроилась в форму его тела: груди прижались к спине, ноги оплели ноги. Она высвободила пальцы и погладила его по животу, потом по ребрам, медленно, как будто пыталась их сосчитать.

— Помнишь? — спросила она. — Тот вечер на Флюргассе, когда мы шли с тобой из театра?

— Это была твоя игра, — прошептал он, еще не успев окончательно вынырнуть из сна, готовый ко всему — как будет, так и будет.

— Я хотела тебя. Помнишь, как это было? Ты стал такой худой. Ну, ничего, я тебя откормлю. — Она снова погладила его по животу.

— Ты уедешь в Америку.

— Молчи.

Рут потянулась еще ниже, и какое-то время они молчали. Она поцеловала его в плечо, потом прижалась губами к шее, там, где кончался затылок.

— Извини, — в конце концов сказал он.

— Я так счастлива, — прошептала она, — Счастлива просто потому, что ты выжил. Она плакала.

Сол слышал голос Поля Сандора из динамика в боковой панели магнитофона.

— Что остается после того, как мы проходим мимо? Треснувшее стеклышко в окне, колечко в ванной, след от губной помады? То, что мы пролили, сломали, уронили. Пыль встраивается в фактуру наших следов. Отметины, которые мы оставляем после себя, выцветают — или их уносит ветром. И это — наш способ оставаться в живых?

В одном конце комнаты медленно крутились бобины с пленкой. В другом так же медленно перемещалась странная процессия. Витторио крадучись шел по комнате, удерживая камеру на уровне пояса: видоискатель был поднят вверх, и оператор, сгорбившись, глядел в него, каждые несколько секунд отрываясь, чтобы посмотреть вперед и под ноги. Объектив двигался вдоль поверхности стены, едва не касаясь ее. Следом, в точности копируя каждое его движение, двигался один из тех молодых людей, которых Сол запомнил еще по первому вечеру в ресторане. Казалось, что пользы от него ровным счетом никакой, до тех пор пока Витторио не пробормотал что-то, когда камера подошла к стене почти вплотную. И тогда молодой человек протянул руку и что-то подкрутил в объективе. Последней шла Рут, которая управляла движениями обоих мужчин.

— Ближе, Вито, еще ближе. Вот так, а теперь по кривой, вверх и в сторону. Хорошо. Сдай немного назад.