— Он прекрасен и величественен. Когда у меня будет время, я хотела бы взглянуть на картины.
— Картины? У тебя не будет времени для них.
Они дошли до холла и направились к лестницам.
По пути Аспазия сказала:
— Мою лошадь отвели в конюшню. Надо бы предупредить конюха, что она мне не понадобится до завтрашнего утра.
— Да, конечно, — согласилась женщина.
В этот момент у Аспазии возникла идея.
— Я подумала, — начала она неуверенно, — нельзя ли было бы отправить грума в дом священника и передать, что я останусь здесь на ночь. Мой дядя будет беспокоиться, если я не вернусь сегодня.
Аспазия знала, что беспокоиться будет не дядя, а Джерри, но о нем она не могла упоминать.
— Да, я думаю, это можно устроить, — сказала женщина.
Она повернулась к дворецкому:
— Мистер Ньюлэндз, распорядитесь, чтобы лошадь мисс Стэнтон отправили в дом священника и сказали там, что она не вернется до завтрашнего утра. Завтра мы пошлем ее домой в нашем экипаже.
— Да, конечно, миссис Филдинг, — ответил дворецкий. — Я позабочусь об этом.
— Благодарю вас, — сказала Аспазия. — Большое спасибо.
Миссис Филдинг пошла вверх по лестнице, и Аспазия последовала за нею.
Поднимаясь наверх, она думала, что должна была дать знать Джерри, что не вернется сегодня, а иначе, с его обычной импульсивностью, он мог приехать в поисках ее, а это было бы катастрофой.
«К тому времени, когда грум доедет до их дома, — думала она, — Марфа уже вернется с похорон».
И все-таки она ощущала беспокойство, когда шла по лестнице и затем по коридору, казавшемуся бесконечным. Но какие бы трудности ни ожидали ее здесь, единственное, что имело значение, — это спасение дяди Теофила и Джерри.
Ее молитвы были услышаны, и брат мог теперь возвратиться в Оксфорд.
«Спасибо тебе, мама, спасибо тебе!» — повторяла она про себя.
Он послал своего камердинера вперед в открытом экипаже, в котором расположился его багаж, а сам отправился верхом, не только потому, что предпочитал верховую езду, но также и для того, чтобы испытать его новое приобретение для своей конюшни.
Это был превосходный жеребец, достаточно норовистый, чтобы его хозяин не потерял интереса, управляя им, и необычайно быстрый, по мнению маркиза.
Он купил его недавно на аукционе. В тот момент, когда его вывели на круг, он понял, что должен купить его, какова бы ни была цена.
Жеребец пронес его от Ньюмаркета до Гримстоун-хауз за рекордное время, в этом маркиз не сомневался, и поэтому он пребывал в очень хорошем настроении, когда остановил жеребца перед парадной дверью.
Поскольку его ожидали, к нему сразу же подбежал грум, работавший на площадке вместе с другими грумами, из чего маркиз заключил, что будет не единственным гостем.
Он вступил в холл, вручил свою высокую шляпу, перчатки и хлыст лакею, и дворецкий провел его в просторную комнату, которая, очевидно, была одним из парадных салонов, внушительная как и сам дом.
Был еще ранний вечер, но свечи в огромных хрустальных люстрах были уже зажжены, и, блистая своими драгою ценностями, герцогиня приблизилась к нему.
Увидев ее, он подумал, как и Аспазия, что никогда прежде не видел такой необычайной женщины.
Чарли определенно не преувеличивал, рассказывая, что она прекрасна, но маркиз отметил, что в сорок пять лет никакие ухищрения, как бы искусно они ни использовались, не могли скрыть приближающейся старости.
Ее фигура, однако, была стройной и гибкой. Ему показалось, что в ней есть нечто змееподобное, а когда он дотронулся до ее руки, протянутой к нему с наигранной пылкостью, она оказалась холодной. |