Он спал на куче сена в пустом стойле.
Он сразу же проснулся, услышав обращение к нему, и, очевидно, ожидал выговора, страшно обрадовавшись, когда вместо этого получил щедрое вознаграждение за то, что оседлал жеребца маркиза.
Выведя жеребца из конюшни, маркиз посадил Аспазию в седло и вскочил на коня, усевшись позади нее.
Она пыталась занять как можно меньше места в седле, но он обхватил ее левой рукой, прижав к себе, а правой управляя жеребцом, и они выехали из усадьбы довольно хорошей рысью.
Только когда они были уже довольно далеко от дома, он заговорил с Аспазией, впервые с тех пор, как они вышли из спальни:
— Вы должны направлять меня, — сказал он.
— Я думаю, лучше будет, — ответила она, — если мы поедем к моему дому тем же путем, которым я приехала сюда.
Так нас никто не увидит.
— Это разумно, — согласился маркиз, — а когда я возвращусь сюда, я скажу, что отвез вас домой потому, что вы пожелали уехать пораньше.
— Разве это обязательно.., говорить?
— Я никогда не лгу, если в этом нет абсолютной необходимости.
Аспазия вспомнила, как подобное говорила и ее матушка:
"Я ненавижу ложь и не правду, — однажды заметила она своим мягким голосом, — но если нам приходится лгать, чтобы спасти кому-нибудь жизнь или же чью-либо репутацию, тогда мы называем это «белой ложью», которая не заслуживает порицания. — И подумав немного, миссис Стэнтон добавила:
— В этом случае ложь должна быть убедительной и как можно более правдивой".
Аспазия понимала, что имела в виду ее матушка, и знала, что сейчас «белая ложь» совершенно необходима, а следовательно, простительна.
Они довольно долго ехали в молчании, прежде чем маркиз сказал:
— Я думал о том, что вы рассказали мне, Аспазия, и хочу, чтобы вы внимательно выслушали то, что я скажу вам.
— Да, конечно.
Девушка чувствовала себя спокойной в его объятиях, ведь он такой сильный, и ей нечего опасаться.
Но она знала, что как только она приедет домой и он уедет назад, ее страхи вновь вернутся к ней — страх, что герцогиня не исполнит своего обещания даже после того, как прочтет письмо, страх, что ее дядю уволят и им придется оставить дом священника.
Как будто уловив ее мысли, маркиз продолжал:
— Я намеревался уехать в Лондон сегодня к вечеру, но теперь я останусь до завтра. Поэтому, если вы случайно получите какие-нибудь известия, огорчительные для вас, вы можете обратиться ко мне. Вы знаете, где находится мой дом в Ньюмаркете?
— Да, я знаю, — подтвердила Аспазия.
Джерри показывал ей этот дом после того, как они видели Победителя, выигравшего на скачках два года назад. Ипподром был расположен недалеко от конюшен скаковых лошадей маркиза.
— Если я не получу от вас известий завтра утром, — продолжал маркиз, — я возвращусь в Лондон. А если вы после этого захотите связаться со мной, любой покажет вам мой дом на Беркли-сквер.
— Вы очень.., добры, беспокоясь.., обо мне, — сказала Аспазия тихим голосом.
— Но это не все, — продолжал маркиз, — если герцогиня все же уволит вашего дядю, — хотя это теперь маловероятно, вы же выполнили обещание, — я думаю, что смогу найти ему приход в одном из моих поместий.
Аспазия восторженно вскрикнула и повернула голову, чтобы взглянуть на него.
— Возможно ли быть столь удивительным человеком? — спросила она. — Теперь я больше не боюсь будущего и чувствую, что Бог ответил на мои молитвы.
— Но я хочу, чтобы вы пообещали мне лишь одно. |