– Эшафот,– сказал Тернер.

Толпа, хлынувшая из холла, вынесла их на свежий воздух.

– Эшафот! Все это строжайшая тайна, Брэдфилд! Только для вашего личного сведения! – Уже издали они услышали его крик: – Упаси вас бог ссылаться на меня. Зибкрон рассвирепеет. Фантастика!

– Можете быть совершенно спокойны, Карл-Гейнц,– прозвучал среди всей этой суматохи почти неестественно уравновешенный голос,– никто не злоупотребит вашим доверием.

– Послушайте, старина,– Аллертон наклонился к самому уху Тернера. Он был небрит, черные лохмы его взмокли от пота.– Что случилось с Лео? Он словно сквозь землю провалился. Говорят, эта самая Эйк была в свое время весьма лихая девчонка и работала вместе с «охотниками за черепами» в Гамбурге. А кто это вас так разукрасил, старина? Слишком рано полезли ей под юбку, а?

– Это не для печати,– сказал Брэдфилд.

– Нет, пока еще нет, старина,– сказал Аллертон.

– Не пока, а вообще.

– Говорят, он едва не прикончил его в Бонне, в ночь накануне ганноверского митинга. Просто не был вполне уверен, что это он. Карфельд шел с секретного совещания, направлялся к условленному месту, и только чистая случайность спасла его от Лео. Просто зибкроновские молодчики подоспели как раз вовремя.

Вдоль набережной неподвижные колонны замерли в терпеливом ожидании. Слабый ветерок чуть колыхал черные флаги. На другом берегу за синеватой стеной деревьев заводские трубы лениво выдыхали дым в унылом свете пасмурного утра. У края воды томились в бездействии маленькие лодочки – яркие мазки на серой траве. Тернер посмотрел влево – на старую лодочную пристань, которую еще не успели снести. Вывеска доводила до общего сведения, что пристань является собственностью факультета физического воспитания Боннского университета.

– Карфельда упрятали до вечера,– сказал Брэдфилд.– Об этом позаботился Зибкрон. Ждут, что тот сделает новую попытку сегодня вечером. И он ее сделает.– И Брэдфилд, помолчав, повторил все слово в слово от начала до конца, точно заучивая формулу: – Пока не начнется демонстрация, Карфельд не выйдет из своего убежища. После демонстрации Карфельда снова спрячут. Возможности самого Гартинга крайне ограниченны – он знает, что ему недолго разгуливать на свободе. Значит, он сделает попытку сегодня вечером.

– Айкман умерла,– сказал Тернер.– Они убили ее.

– Да. Он будет пытаться сегодня вечером.

– Заставьте Зибкрона отменить митинг.

– Будь это в моей власти, я бы так и поступил. Да и Зибкрон, будь это в его власти,– тоже. Но теперь уже поздно.– Он указал на серые колонны.

Тернер поглядел на него в упор.

– Нет, не могу себе представить, чтобы Карфельд, как бы ни был он напуган, отменил митинг,– сказал Брэд филд, словно сомнение промелькнуло на миг в его уме, но он тут же его отмел.– Этот митинг – кульминация, он должен увенчать собой кампанию, проведенную им в провинциях. Он нарочно приурочил все к этому дню – к самому острому моменту брюссельских переговоров. Он уже на полпути к полной победе.

Брэдфилд повернулся и медленно зашагал по тротуару к стоянке машин. Серые колонны наблюдали за ним в молчании.

– Возвращайтесь в посольство. Возьмите такси. С этой минуты всякое передвижение по городу исключается. Ни один человек не должен покидать посольства, нарушение запрета повлечет за собой увольнение.