Но нам пост-кнопка ничего дать не мог - пока цел главный пост, команды с запасного не принимаются. И никак иначе. В противном случае любой диверсант, затесавшийся в штат корабля, запросто уничтожил всех и чуть ли не в одиночку захватил бы корабль.

    Мы подошли к очередной двери, хин и Викен завозились, пытаясь открыть, что-то не получалось, и если в прошлый раз было достаточно предъявить сканеру глаз, то теперь и глаз, и идент-тату и медальон-ключ и, кажется, еще и цифровой код, который они пытались взломать.

    В какую-то секунду мы все замерли ожидая ответа от «взломщика», сосредоточив на нем все свое внимание и… Прозвучали хлопки выстрелов. Меня спасло то, что преследователи появились не с моей стороны, а со стороны палача.

    При первом же выстреле он дернулся и прижал Викен к себе, стараясь закрыть ее собой, я, инстинктивно вдавившись в стену, тоже оказался вне зоны поражения прикрытый его телом. Секунды растянулись в часы, палач безмолвно вздрагивал когда очередная игла вонзалась в него и не отрываясь глядел в глаза Викен, «взломщик» еле шевелился… Наконец прибор слабо пискнул, и дверь начала медленно расходиться, я протиснулся в щель, а за мной ввалились девчонка и палач. Кто-то нажал кнопку и дверь также медленно стала закрываться - наши преследователи успели сделать несколько выстрелов внутрь, но мы жались по углам махонькой комнатушки и иглы не нашли своих целей.

    Всё, дверь закрылась.

    Голова была пуста как окраина вселенной. Пситехники, мешанина химпрепаратов и гормональный взрыв от страха смерти - в результате, ни единого проблеска мысли.

    Я попытался сконцентрироваться на Викен.

    Палач, нашпигованный иглами, как дикобраз, сидел у стены, и жить ему осталось минуты две-три.

    -  Прости, прости… - шептал он, - я старался… двигательные не должны быть повреждены и сквозные… небольшие…

    -  Йинь, - сколько нежности в ее голосе, - Йинь не надо… Ты спас меня. Теперь все будет хорошо.

    Спас? Ко мне вернулась способность думать. Какое «спас»? Какое «хорошо»? Что мы можем сделать в этой кладовке с кнопками? И почему нас до сих пор отсюда не вынули, почему преследователи не могут открыть дверь?

    Викен, сидевшая рядом с палачом, встала на колени и прижалась к нему всем телом чуть возвышаясь над ним. Она не отрываясь смотрела ему в глаза и трепетно-нежно гладила пальчиками его лицо, целовала бы… да нечем.

    В этом было столько интимности… Я хотел отвести взгляд и не мог.

    Откуда в ней столько нежности? Столько теплоты и любви?

    Да что вообще творится!?

    -  Мне в юности нагадали, - с булькающим присвистом прошептал палач, - что умру на руках у любимой женщины. Не верил. Зря…

    -  В следующий раз у нас все будет хорошо, - еле слышно ответила она.

    Ее пальцы передали то что не сказать словами. Лицо хина разгладилось, глаза полузакрылись, но взгляд от ее глаз он так и не отвел. Кровь хлынула изо рта в сдерживаемом кашле и Викен удержала его лицо, не отводя взгляда, как бы выпивая последние секунды его жизни.

    Он так и умер, смотря ей в глаза.

    Вспомнилось архаичное поверье, что, ловя взгляд умирающего, ты ловишь его душу или отдаешь свою. Как повезет.

    Викен какое-то время постояла в ступоре, потом закрыла ему глаза и прощаясь, ласково погладила по лицу, как спящего. Что-то очень похожее на злую ревность шевельнулось во мне: почему этот хин получает столько нежности и любви даже после смерти? То, что ее чувства искусственны или наведены, даже предположить нельзя - сыграть такое невозможно.