Йинь ответил, что не сможет пытать людей, Вэйхао молча вышел. Почти двое суток его не трогали, он сидел себе в камере, а потом его вызвали и привели в сырой подвал… К стене за шею был прикован Сянь на очень короткой цепи, он не мог ни встать, ни лечь, ни сесть удобно… Йинао его не сразу узнал…

    -  Вот видишь, ты уже пытаешь собственного брата, - сказал Вэйхао, - он здесь всего полтора суток, не знаю, сколько еще выдержит.

    Йинао согласился на все, на коленях умоляя прекратить пытку. Потом несколько месяцев слились в пятно боли и унижений «Я отучился думать, лишь исполнял» - сказал он. «Мое тело в шрамах, а руки по локоть в крови» - тихо сказал он.

    -  Что тебя держало? - спросила я.

    -  Мои брат и сестра. За все мои ошибки и малейшее непослушание расплачивался Сянь, и если б я убил себя, его б тоже убили… в лучшем случае, и сестру б из принципа достали… Может, и не показательно убили, чтоб русов не дразнить, а устроили какой-нибудь несчастный случай, но убили точно.

    -  Ты здесь с начала осеннего семестра?

    -  Да. Отпустили, чтоб я за год закончил обучение на хирурга и получил диплом.

    -  А что позволило…, - «остаться человеком», хотела сказать я, но осеклась.

    Он понял вопрос.

    -  Человек такая тварь, что ко всему привыкает… И еще, я надеюсь на чудо.

    Какой-то чужой и холодный голос в голове произнес, что если Мейко прав, и вчера был спектакль, то я сижу на коленях у убийцы-психопата.

    -  Йинь, - я нежно провела по его щеке, у толсинов гладкая кожа и борода не растет, - мне нечего тебе дать. Жалость моя тебе не нужна…

    -  Ты уже мне дала очень много… Ты выслушала и постаралась понять… Ты себе не представляешь, как это много. И я тебе не противен… Или я ошибаюсь?

    -  Нет, Йинь. Ты мне не противен… Мне надо было идти своей дорогой и не лазить ночью по лесопарку, - тихо сказала я то, что думала.

    Он улыбнулся какой-то умиротворенной улыбкой и поцеловал мою руку, которую держал весь рассказ.

    -  Тебе пора на работу, - сказал он и поддержал меня, помогая подняться.

    Может мне показалось, но боли стало меньше в его глазах.

    Я механически выполняла свои обязанности, вспоминая и обдумывая наш разговор. Как это ужасно - не иметь возможности поверить человеку. Да, Йинь после пыток моральных и физических, после восьмимесячного полного одиночества, мог влюбиться, а вернее, вцепиться в меня, лишь на том основании, что Судьба выбрала меня проводником своей воли, не дав ему умереть. Он может на уровне подсознания ожидать, что я дам ему выход из того кошмара, в котором он оказался. Его чувства, странные и нелогичные, могут быть искренними, этого нельзя отрицать.

    Но может быть иначе. Он заподозрил, что я дочь кого-то из золотой сотни, моя выучка, мои навыки - такое не получают дети из семей купцов. Если б я действительно была тем за кого себя выдаю, то избегала бы хинов как огня, каждый, кто узнает обо мне, должен доложить и способствовать моей поимке и возвращению в ХИ. Даже если меня вывезли в раннем детстве, это не снимает с меня ответственности, все, кто носит «Золотого дракона», должны ему соответствовать, и служить императору. Отступничество - смерть. Иногда, крайне редко, бывает что мать, родившая и выкармливающая ребенка «золотых», решается на побег, чтобы не разлучаться со своим дитем. Редко решаются на побег, а еще реже побег удается, но те, кто смог бежать и вырастить детей на чужбине, воистину исключительные женщины и их дети такие же.