В какой-то момент парень вдруг замолчал и перестал метаться. Ася перепугалась чуть не на смерть, быстро наклонилась совсем близко к его лицу, положила руку ему на лоб и вдруг позабыла дышать, неожиданно встретившись с ним взглядом… Он смотрел на нее удивительными светло-зелеными глазами и молчал какое-то время, а потом прохрипел пересохшим от жара горлом, с трудом произнося слова:

– Васька… Ано-хин… говорил… – замолчал, явно мобилизуя какие-то силы в себе, и закончил фразу: – А я… не верил.

– Что? – шепотом спросила Ася, неотрывно глядя в эти измученные зеленые глаза.

– Что есть… ангелы, – объяснил он и попытался улыбнуться. – Ты ангел…

– Я не ангел, – пыталась объяснить Ася, – я медсестра. Вы в госпитале, и у вас высокая температура, – и попросила: – Вы, пожалуйста, Антон, не сдавайтесь. Ни за что не сдавайтесь. Боритесь с болезнью. – И без всякого разрешения две крупные, тяжелые слезы выкатились у нее из глаз и потекли по щекам.

– Не плачь… ангел, – все-таки ему удалось немного улыбнуться. – Я не сдамся… Ты… только… не уходи. Держи меня… крепко. Держи.

И он раскрыл просяще ладонь, и Ася тут же вложила в нее свою маленькую руку и торопливо пообещала:

– Я не уйду. Я все время буду здесь.

Но он уже не слышал, сжал ее ладонь в своей большой руке и снова погрузился в беспамятство. Только теперь он больше не метался в бреду, и через какое-то время Ася пальцами почувствовала, как начинает спадать у него температура.

– Ну, как тут у вас, Ася? – спросила, тихо подойдя сзади, Донская.

– Василиса Васильевна, по-моему, у него температура спадает, – улыбнулась ей Асенька и рассказала, как пациент приходил в себя и почему он держит ее руку.

Через час температура спала настолько, что больного Потапова смогли забрать на операцию. Вот только руку Асеньки он так и не отпустил. Она и не хотела, даже боялась, что отпустит, ей казалось, что он держится сейчас за нее, как за ангела, который вытягивает его из смерти в жизнь. Так и простояла всю операцию рядом с ним, а потом сидела возле койки и даже заснула ненадолго, положив голову ему на живот. А проснувшись, первым делом испугалась, не выдернула ли во сне свою ладонь из его руки.

Нет, не выдернула, так и держала.

– Восьмой, уходи, прикрою!! – прокричал Антон.

– Понял тебя! – отозвался Борька.

Но его плотно обложили, живым выпускать не собирались. Антон сделал крутой вираж, вклиниваясь, оттягивая на себя одного из «мессеров». Но другой успел выпустить очередь по Борькиной машине.

– Боря, уходи!!! Уходи немедленно! – прокричал Антон, позабыв про позывной.

– Попали в меня, командир, руль плохо слушается! – отрапортовал Борька.

– Тяни, Боря, тяни!!! Мы их уведем!!!

И тут он понял, что его самолет горит, и огонь уже добрался до него – было так горячо, как в пекле, о котором когда-то рассказывала бабушка. Антону казалось, тело сейчас расплавится, глаза слезились, и было больно дышать иссушенным горлом. Но там его ребята и подбитый Борька, и надо его спасти, спасти… нельзя выходить из боя, все равно уж пропадать! Надо спасти…

И как благодать снизошла, на его воспаленный, горящий лоб кто-то положил прохладную руку и куда-то стал отодвигаться бой, в котором Антон все еще горел в самолете и стрелял.