В непогоду заключенные занимались театральными постановками. Выбор репертуара говорит о широте их культурных интересов. Ставили очень модную мелодраму польского драматурга и мистика начала 20-го века Станислава Пшибышевского «Снег», в которой главную роль Бронки играла Маруся Спиридонова; в драме Ибсена «Пер Гюнт» роль главного героя была доверена Сане Измаилович.

Но, конечно же, жизнь политкаторжан в Нерчинских острогах трудно назвать курортом. Они были лишены всех прав и званий, и это тяготило самолюбивых, обладавших высокой самооценкой молодых женщин. К тому же тюрьма, какой бы «мягкой» она ни была, — это всегда изоляция от внешнего мира, разлука с родными и близкими. Особенно угнетало так называемое «вынужденное общение», когда человек должен был постоянно жить среди людей, находиться всегда «на виду», без возможности уединения. Именно это, а также отсутствие личного пространства, по воспоминаниям каторжан, было самым тяжелым испытанием, и не каждый его выдерживал. Не случайно, среди прошедших каторгу, было так много людей с надломленной психикой.

Постепенно режим ужесточался. Были и очень тяжелые годы с голодовками, беспросветным отчаянием и болезнями. Маруся, как все борцы, пыталась бежать, причем трижды, однако попытки заканчивались неудачно. Позже, в 1926 году Мария Спиридонова опубликовала книгу «Из воспоминаний о Нерченской каторге»: «Выпускали гулять на честное слово далеко в лес, человек по 60 за раз, на весь день. Ко времени нашего приезда тюрьмы скорее походили на клубы. Но рабочему, малоразвитому человеку трудно было сидеть, потому что ему нужна смена впечатлений. Мало на каких каторгах была работа и оттого десятки товарищей становились больными людьми. Когда некоторым у давалось выбраться на каторжные золотые прииски, они оттуда писали счастливые письма и, главное, имели возможность приработать на себя».

Эсеры не только снабжали заключенных однопартийцев книгами и деньгами, не только поддерживали их морально. Их помощь была более действенной. 13 октября 1906 года эсеры организовали побег из тюрьмы Григория Гершуни. Его вынесли в бочке с квашеной капустой. Вдоль всего пути из Акатуя во Владивосток были организованы пункты, на которых для него меняли лошадей. Из Владивостока Гершуни переправился в Японию, добрался до Китая, затем переехал в Америку, где выступал на массовых митингах сторонников русской революции и собрал для партии сто восемьдесят тысяч долларов.

Правда, этот побег сказался на положении других заключенных.

Зимой 1907 года поступило распоряжение об этапировании женщин-«политических» в Мальцевскую тюрьму. Это вызвало возмущение у заключенных, так как путешествие в суровый мороз могло быть крайне опасным для их жизни и здоровья. Однако начальство жестко потребовало выполнения распоряжения о переводе также и в отношении больных Спиридоновой и Школьник.

Егор Созонов был переведен в Зерентуйскую каторжную тюрьму, где на первый взгляд режим содержания считался более свободным. Однако правительством были приняты меры к тому, чтобы не повторились случаи, подобные побегу Гершуни. Присланный из центра новый начальник тюрьмы И. Высоцкий уравнял политзаключенных с уголовными, а затем, придравшись к ничтожному поводу, приказал выпороть диссидентов. Чтобы предотвратить порки и привлечь к судьбам узников общественное мнение, Созонов принял яд.

Женский круг

Чем дальше от Петербурга и Москвы, тем больше тюремный быт приобретал человеческий облик. Это четко прослеживается в мемуарах Фанни Радзиловской и Лидии Орестовой, социалисток-революционерок, несколько лет отбывавших наказание на Мальцевской женской каторге, входившей в состав Нерчинской каторги — основного места отбывания наказания в Восточной Сибири.

К этому времени (с марта 1893 года) был принят закон об отмене телесных наказаний для ссыльных женщин.