|
Она находила оправдание своей деятельности скорее в Библии, нежели в партийных программах, и пострадала при случайном взрыве. Евстиллия Рогозинникова отправлялась для совершения убийства начальника Петербургского тюремного управления А. М. Максимовского, будучи обвешанной тринадцатью фунтами нитроглицерина вместе со взрывным устройством, чего хватило бы для уничтожения всего здания. Застрелив генерала, она не успела использовать взрывчатку. На суде она казалась совершенно безумной и прерывала свое молчание лишь истерическим хохотом. Но перед казнью она вполне внятно писала родным, что вступила на путь терроризма из чувства долга и любви к людям. Дора Бриллиант рвалась выйти с бомбой на Плеве или великого князя Сергея Александровича; а ведь и в том и в другом случае гибель была практически неизбежной.
Сейчас рядом научных исследований установлено, что террор при отсутствии квалифицированных реабилитационных средств мог явиться психотерапевтическим механизмом преодоления комплекса неполноценности. Так, не проявившая себя, несмотря на все старания, в «мирной» революционной работе, эсерка Лидия Езерская решила убить Могилевского губернатора Клингенберга для оправдания своего существования. Эми Найт полагает, что причины, приведшие известную эсерку Фруму Фрумкину к террористической деятельности также проистекали из комплекса неполноценности и стремления самоутвердиться как личности. Можно предположить, что террористическая деятельность могла привести к изменению психики человека. Эсерка Мария Селюк, стоявшая у истоков образовании партии социалистов-революционеров вместе с Г. Гершуни, во время подготовки покушения на Плеве заболела манией преследования — тяжелой формой паранойи. В конечном итоге Селюк впала в панику и сдалась полиции. Молодая еврейская девушка Мария Школьник охарактеризовала свое пребывание в подполье в ожидании покушения на графа Хвостова следующей показательной фразой: «Мир не существовал для меня вообще». Однако, пожалуй, только Марию Селюк и Дору Бриллиант можно назвать психическим неуравновешенными. Но это исключения. Все обстояло гораздо проще. Вера Фигнер говорила «Если берешь чужую жизнь — отдавай и свою легко и свободно… Мы о ценности жизни не рассуждали, никогда не говорили о ней, а шли отдавать ее, или всегда были готовы отдать, как-то просто, без всякой оценки того, что отдаем или готовы отдать»… Современники событий вспоминали «В то время революционеры встречали сочувствие и поддержку повсюду. Интеллигенция, широкие слои общества, даже умеренно настроенные, особенно симпатизировали эсерам, популярность которых после покушений на Плеве и великого князя Сергея Александровича поднялась на необычайную высоту». Даже Л.Н. Толстой считал эсеровский террор целесообразным. Но террор как метод признавали не только эсеры. Организованный в Сибири Я. Свердловым «Боевой отряд народного вооружения» практиковал характерные приемы, похожие на те, которые существовали в различных мировых мафиозных и террористических организациях. Так, один из будущих убийц семьи Романовых Ермаков в 1907 году по решению руководства боевого отряда убил полицейского агента и отрезал ему голову. В.И. Ленин призывал к «наиболее радикальным средствам и мерам, как к наиболее целесообразным, для чего, — цитирует документы историк и исследователь Анна Гейфман, лидер большевиков предлагал создавать — отряды революционной армии… всяких размеров, начиная с двух-трех человек, которые должны вооружаться сами, кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога…)», и делает вывод, что эти отряды большевиков по сути ничем не отличались от террористических «боевых бригад» воинственных эсеров. Как свидетельствует одна из ближайших коллег Ленина Елена Стасова, лидер большевиков, сформулировав свою новую тактику, стал настаивать на немедленном приведении ее в жизнь и превратился в «ярого сторонника террора». |
