— Я бы позвонила и попросила Танцора прислать их с курьером, но, слушай, телефонов и курьеров больше нет. Теперь мы можем пойти? Мы вернемся раньше, чем кто-либо заметит, что нас нет. И если у вас с Риоданом действительно «что-то», он не станет на тебе отрываться. Ему понравится, что у женщины есть характер и независимость. — Ага, щас. Риодан терпеть не может характер и независимость. Он любит маленьких послушных роботов.

— А чем еще он тебя кормил?

Если бы я занималась с кем-то сексом и он кому-то, кроме меня, давал вкуснющую еду, я была бы в жуткой ярости. Насколько я понимаю, близость должна делать тебя избранной. Потому что иначе это просто близость тел, как у тех ребят в телевизоре, которые меняются партнерами и причиняют друг другу боль.

— Свежей клубникой и мороженым, — вру я.

— Мороженое? Издеваешься? Какое?

Мы выходим под снег. Брошенные машины сверкают ледяными корками. Скелеты деревьев блестят, словно покрыты бриллиантами. Сугробы все растут. У Честерса собралась толпа, но она мрачная и тихая, и я понимаю, что эти люди не посетители, которые хотят попасть внутрь, а просто ребята, которые ищут, как пережить наближающуюся катастрофу. Похоже, все любители вечеринок уже внутри. Эти завернуты в покрывала, на них шапки, наушники, перчатки… У этих ребят дома нет генераторов, и погода, став опасно холодной, выгнала их на улицы — искать источник тепла, пока еще не стало слишком поздно.

Мы с Джо смотрим на них, проходя мимо.

— Впустите нас, — говорят они. — Мы просто хотим погреться.

Легко понять, что в клубе тепло — очень тепло, потому что над Честерсом земля не замерзла. Брусчатка над ним — это неизолированная крыша, и от исходящего тепла тает снег. Этого намека на тепло достаточно, чтобы народ стоял снаружи, подпрыгивая, и ждал.

Здесь есть старики, которым нечего выменять на еду, выпивку или возможность тусоваться в Честерсе. Массивные здоровенные люди-вышибалы, которых Риодан держит снаружи, отгоняют их от двери, и толпа передвигается к свободной от снега куче камня и дерева, которая раньше была клубом над землей. Они разводят костры в бочках. Они собирают дерево из ближайших домов и складывают в поленницы. Выглядят они при этом так, словно решили остаться тут надолго. Вроде как пока их не впустят. И выглядят они слишком побежденными, чтобы драться. Часть народа начинает петь «О, благодать». Вскоре к ним присоединяются еще пятьдесят голосов.

— Может, ты сумеешь вдолбить немного ума в своего «парня» и заставишь его впустить этих людей внутрь, — говорю я.

— Попробую, — говорит Джо. — Или можно отвезти их на автобусе в аббатство.

— А как же Неравнодушные? Им что, блин, все равно? Они же собирались раздавать генераторы направо и налево?

— Даже если они раздают, — отвечает Джо, — некоторые из этих людей слишком старые, чтобы искать и приносить бензин для их обеспечения. Тебя не было несколько недель. Многое изменилось за это время. Сейчас все говорят только о погоде. Пережить прошлую зиму было не так сложно, потому что в магазинах хватало еды, а ночи были теплыми. Но сейчас все запасы закончились. Мы не ожидали зимы в июне. Все генераторы исчезли. Люди меняются.