И никогда не заставляй меня забыть о том, как я мечтал о нас напротив школы.

Другие слова. Новые. Которые она не прочитает. Слова прощания. Они возникают в голове внезапно, так, как это часто бывает, как песня, поставленная на повтор. Ты не так часто слышишь её, но она тебе нравится и застревает в голове.

«Подождём, пока не станет светло… Подождём, пока не услышим голос… Подождём без страха завтрашнего дня».

Великий Лучио Далла. Может, так и нужно поступить. Подождём, пока не станет светло. Ждать без страха завтрашнего дня. Завтра её не будет. А может, её никогда и не было.

Мирко снова залезает на скутер и заводит мотор. Дороги и этот вечер, кажется, облегчают поездку. Движение не плотное. Но очень темно. Как в его сердце.

У своего дома он пристёгивает скутер цепью. И вдруг вспоминает кое-что. Не урок физики. Не о хищных птицах, которые спасаются от электрического напряжения. Другой урок. Но он не из книг. А из дневника одной его одноклассницы. Одна из тех фраз, которые ты иногда понимаешь позже, и потом они застревают в твоей голове.

«Не быть любимым — это лишь неудача; не любить — вот настоящее горе». Мирко не помнит, о ком она писала такое. Тем не менее, как же это точно, дорогой Альбер Камю, только того, кто смог полюбить, можно считать настоящим счастливчиком.

Шопинг

Всего несколько мгновений. Слишком мало, чтобы охватить всё, слишком быстро, чтобы изображение, лицо, черты лица по-настоящему отпечатались в памяти, чтобы твои собственные представления о человеке перепутались с тем, кто он есть на самом деле.

Да, я встретил тебя в тот день на виа дель Корсо. Это было, как вспышка, которая пересекает ночное небо. Как когда происходит что-то сильное и ты должен оказаться способным отметить детали, ясно запомнить их надолго. То, за чем ты гонишься и на что надеешься, повторяется, а ты такого не ожидал и потому не был внимателен. Тебя самого там не было, чтобы понять то, что ты только что увидел. Поэтому контуры были размыты, и ты всё немного переделываешь. Но затем, конечно же, на помощь приходит память, но она приносит только впечатления, а не реальную форму. Память ведь твоя, это не тот, кого ты видел.

Неопределённость. Вроде того, что говорил Кобейн. Неопределённость — это словно широко открываешь глаза в темноте, потом с трудом закрываешь, потом открываешь, и тебя ослепляют сверкающие серебряные точки, возникшие от давления на роговицы глаза, косишь, крутишься, сосредотачиваешься, потом снова ты ослеплён, но ты хотя бы, так или иначе, видел свет.

Тогда, в тот день, я сильно зажмурился. В попытках навсегда запомнить твой образ. Но было уже поздно. Ты уже прошла мимо. Как цветок, от которого остаётся лишь запах, как самолёт, оставляющий в небе след. Ты знаешь, что это уже в прошлом и ты этого больше не увидишь. Потому что стоит тебе моргнуть — и картинка уже сменилась, ты всегда это понимал. Остаются лишь звёздочки. Звёздочки — это уже другое. Они уже слишком много знают о тебе и слишком мало о небе, с которого упали.

Я помню волосы. Да, каштановые, но насколько светлые? Намного ли светлее или темнее, чем я запомнил? И длина. Насколько же они длинные? Я хорошо помню, что волосы были распущены. И ещё ты довольно-таки высокая, но какого точно ты роста я сказать не смогу, потому что моя память вводит меня в заблуждение. И я не знаю, насколько выше, чем ты есть на самом деле, я представляю тебя спустя всё это время. Ты простая, но с намёком на свой особенный стиль в одежде, словно говоришь, что всегда есть способ выделиться в толпе, небольшой, мизерный, но всё-таки есть. Глаза. Твои глаза были под солнцезащитными очками с большими полупрозрачными стёклами. Я помню взгляд. Это был взгляд, которым можно охватить весь мир, эти глаза всегда что-то ищут и могут открыть любую дверь, если понадобится.