— Я подумаю, — со злостью бросил Тоайто, прежде чем выйти.

Я почувствовала посадку всем телом.

Даже спустя несколько дней полета, когда Тоайто заходил лишь чтобы молча принести ужин и мельком взглянуть на экран диагноста, я чувствовала напряжение и боль в спине. Из адского кресла меня выпустили, но заставили надеть жесткий корсет, поддерживающий спину и шею в правильном положении. Корсет этот был шибко умный, и даже согнуться толком не давал. Да что там не давал — он начинал светиться и издавать сигнал тревоги, думая, будто со мной что-то не так.

В общем, тоскливее настроения у меня еще не было. И я постепенно скатывалась к тому состоянию, в котором меня забирал Грег. Даже несмотря на то, что транквилизаторами меня никто не пичкал.

Когда на экране, которым меня пытались развлечь, показались знакомые пейзажи Адары, захотелось выть. Меня снова привезли к родителям, как нашкодившего и сбежавшего кота тащат к хозяйке. Что было на Адаре, я уже знаю.

Оставалось только уйти в милые сердцу воспоминания об уютно жизни с Грегом. У моря, в небольшом доме с огромным количеством окон. Вспоминать вечера с вкусной едой, ночи, полные чего-то нового и приятного, дни, полные интересных занятий. Постепенно воспоминания смешивались с фантазиями, и я уже не могла отличить одно от другого. Мне вспоминались дети, я постоянно представляла, как они радуются подаркам и живут теперь уже с папой.

С одной стороны мне хотелось, чтобы Грег меня нашел, с другой — чтобы их семья оставалась в безопасности и покое. В том спокойном уголке, где нам было так хорошо вместе.

Мне не хотелось выходить из корабля, опираясь на руку Жавьена, но иначе не вышло. Он выглядел хмурым, то и дело бросал на меня взгляды.

В лицо ударила сухая жара, противная, липкая, знакомая. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидела неподалеку, на площадке, отца. Вид его не предвещал ничего хорошего, но к этому я была готова. Мамы видно не было.

— Кай, — кивнул ему Жавьен, когда мы вышли, — все в порядке. Она немного повредила спину, но завтра корсет снимем.

— Пошли, — хмуро скользнув по мне взглядом, распорядился отец, — надо кое-что утрясти.

— Что именно?

Жавьен шел медленно из-за меня, а вот отец торопился. А если мне сотрут память? При мысли об этом возникла непроизвольная дрожь. Я не хочу забывать Грега и детей! Не хочу!

— Мы подписываем все документы, и Шэй моя, верно? — спросил Тоайто.

— Практически, — ответил отец. — Только нужна одна процедура. Шэй больна, вы же знаете. Небольшая операция, займет не больше пяти минут, а затем вы ее заберете.

— Послушайте, — шепнула я, — не надо! Хотите жениться — женитесь, увезти — увозите, но не надо этого делать!

— Успокойся, Шэй, — холодно ответил мужчина. — Так надо.

— Нет! — рявкнула я и дернулась от резкой боли в спине.

Тогда Тоайто еще крепче сжал мой локоть, чтобы я не могла слишком сильно дергаться и вырываться. Дальнейшие попытки отзывались болью, и я прекратила это бесполезное занятие. Все равно не легче.

Когда Грег меня увозил, я была слишком напугана и расстроена, чтобы запоминать пейзажи. Но мне показалось, будто вошли мы в то же здание, где я и жила. Во всяком случае, внутреннее убранство дома очень напоминало то, в котором я проснулась несколько месяцев назад. Отец невозмутимо шагал вперед, еще нас сопровождал какой-то мужчина с такой же белой кожей, как у отца.

Я уже поняла, что они собираются стереть мне память и обреченно проигрывала в голове самые приятные воспоминания. Как я поняла, что можно брать планшет и рисовать, когда захочется. Как Грег впервые меня поцеловал в отсеке, на корабле.