Стоял отличный день для работы пиратских радиостанций, находящихся на кораблях: пригревающее солнце и три мили спокойного синего моря давали право на беспошлинные сигареты и виски. Я добавил это к длинному списку работ, что были лучше моей. Я услышал, как хлопнула входная дверь. Курьер ушел. Затем я вымыл чашки, налил Джо свежей воды и дал поклевать ракушку моллюска, прихватил документы и пошел вниз чего-нибудь выпить.

Глава 2

«Пти-Лежьонер» представлял собой отделанный пластиком амбар с зеркалами, бутылками и пинбол-машинами. Постоянными клиентами, приходящими сюда обедать, были местные бизнесмены, клерки из ближайшего отеля, две девушки-немки, работающие в бюро переводов, парочка музыкантов, каждый день спавших допоздна, два художника и некто Датт, которому я и должен был всучить результаты исследований по радиоактивным осадкам. Еда тут была вкусной. Готовил лично мой домовладелец, известный в округе как Голос — бестелесный голос, чей рев доносился без всяких усилителей аж до шахты лифта. Как поговаривали, Голос некогда владел рестораном на бульваре Сен-Мишель, где во время войны собирались члены Национального фронта. Он едва не получил сертификат, подписанный лично генералом Эйзенхауэром, но когда американцы прознали о его политическом прошлом, то вместо этого ресторан был объявлен запрещенным для посещения, и на протяжении года его еженедельно трясла военная полиция.

Голос терпеть не мог, когда заказывали «хорошо прожаренный бифштекс с колбасной нарезкой» как основное блюдо или половинку порции чего бы то ни было. Постоянные клиенты получали увеличенные порции. А также постоянные клиенты получали льняные салфетки, пользоваться которыми, однако, предстояло как минимум неделю. Но сейчас обеденное время уже кончилось. Из глубины кафе доносились голоса — визгливый моей домовладелицы и мягкий месье Датта, говоривший:

— Вы совершаете большую ошибку. На авеню Анри Мартен вы заплатите сто десять тысяч франков и больше никогда не получите их обратно.

— И все же я рискну, — заявил мой домовладелец. — Выпейте еще коньяку.

Месье Датт заговорил снова низким вкрадчивым голосом, явно взвешивая каждое слово:

— Радуйтесь тому, что есть, мой друг. Не ищите легких денег, которые подорвут вашу репутацию. Довольствуйтесь меньшим, и это приведет вас к успеху.

Я перестал подслушивать и прошел мимо бара к моему обычному столику снаружи. Легкая дымка, обычно предвещавшая очень жаркий парижский денек, исчезла. Теперь стоял невыносимый зной. Небо приобрело цвет застиранного синего рабочего комбинезона, и на нем виднелись едва заметные штрихи перистых облаков. От жары асфальт раскалился, и красиво расположенные зеленщиками на лотках фрукты с овощами добавляли свой аромат к запахам летнего дня. Официант с морщинистыми руками тайком потягивал холодное светлое пиво, а расположившиеся на террасе старики грели свои старые кости. Собаки весело задирали лапы, а юные девушки с едва заметным макияжем на лицах облачились в свободные легкие платья и скрепляли волосы эластичными лентами.

Через дорогу юноша аккуратно прислонил мотоцикл к стене общественной бани, достал баллончик красной краски, встряхнул и написал через всю стену: «Читайте сегодняшнюю „Юманите“». Затем оглянулся и добавил огромные серп и молот. Вернувшись к мотоциклу, он уселся на него верхом и оглядел написанное. С заглавной «Ю» вниз текла толстая красная струйка. Парень подошел обратно к стене и аккуратно промокнул тряпкой лишнюю краску. Еще раз огляделся по сторонам, но никто не собирался на него орать, так что он тщательно подрисовал одну букву, завернул баллончик в тряпку и убрал в корзину. Потом нажал на стартер, из выхлопной трубы вырвался клуб синеватого дыма, мотор затарахтел, и парень на своем мотоцикле поехал куда-то дальше по бульвару.