— С завтрашнего дня можете приступать, — гордо возвестил Дитрих. — Ключ я вам сейчас выдам. Защиту буду ставить завтра, когда начну документы переносить. На вас защиту тоже настрою.

«Переносить документы» прозвучало необычайно серьезно, и я подавила рвущуюся улыбку. Не стоит обижать этого инора, нужно подобрать слова для вежливого отказа.

— Нужно будет выдать вам артефакт от ментальных вмешательств, — начал строить он планы. — Меня не устраивает, если у моего секретаря будут шариться в голове безо всяких преград.

— Думаете, что ваша слежка так обеспокоит одну из сторон, что через секретаря будут пытаться разжиться информацией?

— Может, и не будут, — согласился он. — Но у вас слишком неаккуратно была проведена ментальная чистка воспоминаний, вы сейчас легко уязвимы.

— Ментальная чистка? — поразилась я. — Какая еще ментальная чистка?

ГЛАВА 4

Слова о ментальной чистке были такими дикими, настолько ко мне неприменимыми, что ввергли меня в настоящий шок. Что у меня могли стирать, да еще так, чтобы я об этом услышала впервые? Возможно, Дитрих ошибается?

— А вы не знали? — в свою очередь, удивился он. — У вас не так давно очень грубо что-то стерли.

— В Сыске? — неуверенно предположила я. — Последний раз я имела дело с менталистом в Сыске. Последний и, пожалуй, единственный.

— Сыск можете сразу отбросить, — уверенно сказал Дитрих. — Ничего они стирать без решения суда не будут, ни один менталист, работающий на Корону, на такое не пойдет. Странно, что вы вмешательства не заметили и даже не заподозрили. Стирание очень топорное, но наверняка это воспоминание для вас неважно.

Его слова оказались для меня настолько неожиданными, что ноги моментально перестали держать и я тяжело плюхнулась на лабораторную табуретку, так кстати стоявшую рядом со столом, который играл роль алхимического. Пустые склянки жалко звякнули, и мысль о нарушении техники безопасности почти привела меня в себя. Почти — потому что даже если все имеющиеся на столе ингредиенты смешать в одну кучу, ничего страшного не случится.

— Этого не может быть, — с трудом выдавила из себя я. — Зачем кому-нибудь влиять на меня ментально? Какой в этом прок?

— Возможно, инора Вернер? — предположил Дитрих. — Сначала располагала к себе, а потом стерла что-то, что вы случайно узнали?

— Если бы она была менталистом, то это было бы никак не скрыть, — возразила я. — Да и не хотела она меня брать. Мне пришлось ее уговаривать.

— Тогда внушала, чтобы вы от нее отстали?

Я невольно рассмеялась.

— Это у нее плохо получилось. Ей пришлось меня терпеть два года.

Я помолчала, пытаясь придумать хоть какое-то объяснение узнанному. Если это, конечно, правда. Я с подозрением посмотрела на своего собеседника:

— Дитрих, меня проверял менталист Сыска. Неужели он бы такое не заметил?

— Что у вас в голове кто-то пошарился? Наверняка заметил и написал в отчете, который вы должны были подписать. Вы его читали?

— Нет, — смутилась я. — После ментального сканирования мне было не до этого. Даже если бы попыталась прочитать, все равно ничего бы не поняла — все расплывалось перед глазами.

Мне было так плохо после ментальной проверки, что я подписала, даже не посмотрев, что именно. На тот момент больше всего я боялась, что меня вытошнит прямо на эти сероватые листы, заполненные убористым аккуратным почерком.