|
Эта внезапная реакция испугала Эмили; поглаживая его по лбу, она сказала: - Ну полно, не волнуйся, Джемс! Багровые пятна выступили на лбу и на щеках Джемса. - Я заплатил за них, - сказал он дрожащим голосом. - Он вор, я... я знал, чем это кончится. Он меня в могилу сведет; он... Язык отказался служить ему, и он затих. Эмили, считавшая, что она его так хорошо знает, испугалась и пошла к шкафчику, где у нее стоял бром. Но она не видела, как в этой хилой, дрожащей оболочке стойкий дух Форсайтов вступил в борьбу с непозволительным волнением, вызванным таким надруганием над форсайтскими принципами; дух Форсайтов, прочно внедренный в Джемсе, говорил: "Не сходи с ума, не горячись, этим не поможешь. Только испортишь себе пищеварение, с тобой случится припадок". И этот невидимый ею дух оказался сильнее брома. - Выпей-ка это, - сказала она. Джемс отмахнулся. - О чем только Уинифрид думала, что она позволила ему взять свои жемчуга? Эмили поняла, что кризис миновал. - Она может носить мои жемчуга, - спокойно сказала она. - Я их никогда не надеваю. А ей нужно хлопотать о разводе. - Вот до чего дошло! - сказал Джемс. - Развод! Никогда в нашей семье не было разводов. Где Сомс? - Он сейчас придет. - Неправда, - сказал Джемс почти злобно. - Он на похоронах. Ты думаешь, я ничего не знаю. - Ну хорошо, - спокойно сказала Эмили, - но ты не должен так волноваться, когда мы тебе что-нибудь рассказываем. И, взбив ему подушку и поставив бром на столик возле него, она вышла из комнаты. А Джемс остался со своими видениями - Уинифрид в суде на бракоразводном процессе, имя Форсайтов в газетах, комья земли, падающие на гроб Роджера; Вэл идет по стопам отца; жемчуга, за которые он заплатил и которых он больше не увидит; доход с капитала, понизившийся до четырех процентов; страна, разорившаяся в прах; и по мере того как день переходил в сумерки и прошло время чая и обеда, видения становились все более путаными и зловещими - и ему ничего не скажут, пока ничего не останется от всех его денег, ему никто ничего не говорит. Где же Сомс? Почему он не идет?.. Рука его протянулась к стакану с глинтвейном, он поднес его ко рту и увидел сына, который стоял рядом и смотрел на него. Вздох облегчения разомкнул его губы, и, опустив стакан, он сказал: - Наконец-то! Дарти уехал в Буэнос-Айрес! Сомс кивнул. - Лучшего и желать нельзя, - сказал он, - слава богу, избавились. Словно волна умиротворения разлилась в сознании Джемса. Сомс знает, Сомс - у них единственный, у кого есть здравый смысл - Почему бы ему не переехать сюда и не поселиться с ними? Ведь у него же нет своего сына? И он сказал жалобным голосом: - В мои годы трудно совладать с нервами. Я бы хотел, чтобы ты побольше бывал дома, мой мальчик. Сомс опять кивнул. Бесстрастное, словно маска, лицо ничем не выразило согласия, но он подошел и словно случайно коснулся плеча отца. - Вам все просили кланяться у Тимоти, - сказал он. - Все сошло очень хорошо. Я заходил к Уинифрид. Я думаю предпринять кое-какие шаги. И подумал: "Да, но ты не должен о них знать". Джемс поднял глаза, его длинные седые бакенбарды вздрагивали, между концами воротничка виднелась тонкая шея, хрящеватая и голая. - Мне так было плохо весь день, - сказал он, - они никогда ничего мне не рассказывают. |
