— Да-а-а?.. — пребывая в собственных раздумьях, я растерянно посмотрела на нее.

— У нас в доме — мужчины! — Желто-карие глаза красавицы Анфисы вспыхнули, а последнее слово она произнесла с придыханием, с восторгом: — Понимаешь, мужчины! А ведь только вчера мы с тобой плакались об отсутствии семьи, своего мужчины и секса, а тут…

— А тут счастье чуть в навозной тележке не прикатило, — приземлила прямо-таки окрыленную тетушку.

— Мелкая ты еще, ничего не понимаешь в…

— …колбасных обрезках? — хихикнула я. — Не мелкая, просто во мне человеческого, видимо, больше, чем в любом из вас. Поэтому я ко всему отношусь со здоровым, опять же, человеческим скептицизмом.

Аня на мгновение нахмурилась, затем потянула носом, вдохнула полной грудью и с наслаждением выдохнула:

— Как же приятно пахнет моим мужчиной, парой… семьей…

— А мы? — обиделась я. — Мы же тоже твоя семья.

Анфиса иначе, не как подруга, а умудренная жизнью старшая родственница посмотрела на меня. Погладила по волосам, по-прежнему заплетенным в сложную косу, снисходительно приговаривая:

— Родная, вы были, есть и будете моей семьей. Но пара — это нечто большее, это — мое, понимаешь, только моя семья, как у Василики и Влада. — Она опять глубоко вдохнула и призналась: — Я тоже хочу детей. Ты таким славным очаровательным младенчиком была… жалко Маша не ценила тех моментов, не поняла, какое счастье иметь своих деток.

— Ань, ты его пару часов знаешь, какие детки? — вытаращилась я на тетушку.

Она не сдержалась и рыкнула:

— Ррребенок ты еще! Я в принципе, на будущее… чуточку попозже, — повесила полотенце и вышла из ванной.

Но стоило Анфисе перешагнуть порог, походка ее превратилась в танец восточной женщины, только шерстяные клетчатые шорты да вязанные полосатые гольфы не вписываются в образ. Я с улыбкой смотрела ей в след: тетушкин энтузиазм вот-вот пойдет через край, по правде, тоже чуточку опасалась. И тем не менее, сколько бы я не пряталась за скептицизм и здравый смысл, в душе согласилась с ней, испытывая те же чувства, предвкушение и даже восторг. Просто Поль такой… невероятный, что дух захватывает.

Увидев меня на кухне, моя сурово хмурившаяся пара сразу расслабился и с некоторой вальяжностью откинулся на спинку стула. Всего на пару минут ушла, а он уже нервничает.

На плите грелся суп, картошечка с грибочками благоухала в сотейнике. А наши сперва хотевшие другой «пищи» мужчины следили, как мы выставляем тарелки с закусками и прочей снедью из холодильника, и водили носами, с удовольствием вдыхая вкусные ароматы.

В какой-то момент, вынимая из холодильника банку с клюквенным морсом, я оказалась со стороны Этьена, и он по-джентельменски, автоматически, собрался помочь: встал и уже протянул руку забрать у меня банку и — раздалось угрожающее звериное рычание.

Я обернулась, выглянув из-за мужского плеча. С частично трансформированным лицом Поль сверлил ледяными глазами спину, по мнению волка, соперника. Этьен действовал стремительно: забрав банку у меня из рук, шагнул в угол между столом и холодильником:

— Прости, не подумал… — не улыбаясь, чтобы не показать зубы, не спровоцировать ревнующего зверя, он осторожно поставил сок на стол и сел, положив ладони на столешницу.

Несколько долгих секунд мы слушали глухое злобное рычание, которое затем перешло в ворчание, а Поль с трудом вернул себе прежний вид.

Побледневшая Анфиса, хоть ей, как и мне, тоже страшно, решительно шагнула к Этьену и обняла за шею:

— Какие вы нервные, слов нет.