— Сомневаюсь. — Клинт оперся о стол дежурной сестры и кивнул сотруднице, отвечавшей на телефонные звонки.

— Не надо корчить из себя всезнайку, Эндовер, — тихо произнесла Тара. — Ты меня совершенно не знаешь.

Он сделал то, что неизменно делал со всеми женщинами: одним-единственным взглядом приковал ее к месту.

— У меня исключительная память, Тара, Я знаю тебя как свои пять пальцев.

Тара замерла, ощущая нехватку воздуха в легких. Впрочем, что это она так разволновалась? В его словах не было никаких намеков, одна голая констатация фактов.

Увы! В присутствии Клинта Эндовера ей было трудно держать себя в руках. Рядом с ним она, холодная и рассудочная, становилась обыкновенной женщиной.

Женщиной, которая никак не могла справиться со своими воспоминаниями…

…Юный Клинт, еще совсем подросток, обнимает ее в городском парке, прижимает к себе и целует, обдавая запахом отцовского одеколона…

— Это было тысячу лет назад, — усмехнулась Тара.

Он склонился над ней.

— Как я уже сказал, у меня хорошая память. И ты доставляла мне неприятности даже тысячу лет назад.

Тара покосилась на сотрудницу, потом встала со стула и произнесла, сильно понизив голос:

— Юношеский поцелуй — это совсем не неприятность.

— А для меня он стал именно таковым, — ровным голосом сказал Клинт.

У нее мгновенно пересохло во рту. Не потому, что своим ответом он намекнул, будто не прочь повторить тот поцелуй, а потому, что этого хотела она сама!

Тара решила перевести разговор в другое русло.

— По-моему, до сих пор мы с тобой неплохо ладили, Клинт, — слова давались ей непросто. — А знаешь, что нам помогало? То, что мы держались на расстоянии друг от друга. Что же произошло теперь?

— Вчера ты упомянула, что если Джейн выпишут из больницы, ты заберешь ее к себе.

Тара кивнула:

— Ей здесь не нравится, Клинт.

— Ей не нравится ее нынешнее состояние.

— Да, и оно усугубляется тем, что она находится в больнице.

— Для нее это самое безопасное место. Тара нахмурилась.

— Безопасное? Что, черт возьми, это значит? Она…

Клинт поднял руку, призывая Тару успокоиться, и отрывисто проговорил:

— Я просто думаю, что ей требуется дальнейшая медицинская помощь…

— Я вообще-то медсестра, если помнишь, — начала кипятиться Тара.

— Помню. Но я несу ответственность за Джейн, поэтому считаю, что она должна оставаться здесь и…

Тара не дала ему договорить.

— Пока Джейн лежит на моем этаже, ответственность за нее несу я! — заявила она чуть резче, чем хотела.

— Упрямство не входит в число людских добродетелей, сестра Робертс.

— Тактика давления — тоже, мистер Эндовер.

Клинт уставился на нее, ноздри его трепетали.

— Неприятность, — мрачно проговорил он.

Тара не дрогнула, не отступила назад, хотя ее и жег нестерпимый жар, исходящий от его сильного тела. Опять это слово.

Неприятность. Никто и никогда так ее не называл.

А какая она на самом деле? Осторожная, прагматичная, обладающая сильной волей. Именно так привыкла думать о себе Тара, именно такие характеристики очень подходили ей.

Но — неприятность? Никогда и никому не доставляла она неприятностей.

Будь на его месте кто-либо другой, Тара бы непременно обиделась. Но он стоял так близко и смотрел на нее такими глазами, что, как она ни пыжилась, обиды не возникало.

Удрученная ходом собственных мыслей, Тара вернулась к столу и взяла карты больных, которые только что заполняла.