Теперь все завертелось, как во сне. Директора Лондонского миссионерского общества, обрадовавшись, что не придется платить ни за проезд, ни за переселение Робин в глубь Африки, в порыве щедрости решили по-прежнему выплачивать дочери Фуллера Баллантайна жалованье во время ее отсутствия и осторожно пообещали по окончании срока пересмотреть место назначения. Если она подтвердит свои способности, то они создадут в Африке постоянную миссию. Это даже больше, чем она ожидала, и сестра со всем усердием принялась помогать брату готовиться к отъезду.

Дел было так много, что едва хватило шести недель. Дни летели один за другим, и вот наконец горы экспедиционного снаряжения были погружены в трюмы большого, но изящного балтиморского клипера.

«Гурон» шел очень ходко, оправдывая надежды Зуги и подтверждая правильность его выбора. Манго Сент-Джон вел корабль мастерски, держа курс на запад, чтобы пройти экваториальную полосу штилей в самом узком месте. Они не потеряли из-за штиля ни одного дня, на приличной скорости пересекли экватор в районе 29° западной долготы, и Манго Сент-Джон сразу сменил курс, чтобы миновать область юго-восточных пассатов. «Гурон» лавировал к югу, держась по ветру, а над ним проносились летучие рыбы. Наконец, когда на горизонте показался остров Тринидад, корабль вырвался из объятий пассата. С ревом налетел северо-западный ветер, и подгоняемый им «Гурон» день за днем мчался вперед. Небо затянуло низкими, быстро летящими тучами, через которые не пробивалось ни единого луча солнца, луны или звезд, и экспедиция, сбившись с курса, чуть не врезалась в западный берег Африки на двести миль севернее места назначения — мыса Доброй Надежды.

— Господин помощник! — раздался громкий ясный голос Манго Сент-Джона.

«Гурон» наконец развернулся против ветра и быстро помчался прочь от земли.

— Да, капитан! — проревел Типпу во всю мощь своей бычьей глотки, стоя у основания грот-мачты.

— Узнайте, как зовут впередсмотрящего.

Типпу качнул круглой, как пушечное ядро, головой на толстой шее, словно кулачный боец, принимающий удар, и взглянул вверх на мачту, прищурившись из-под тяжелых мясистых складок.

— Еще двадцать минут, и мы бы врезались в берег. — Голос Сент-Джона звучал убийственно. — Я сегодня же подвешу его на решетку, посмотрим, какого цвета у него позвоночник.

Типпу невольно облизал толстые губы, и Робин, стоявшая неподалеку, почувствовала, как в животе у нее все сжалось. В этом плавании она уже видела три порки и знала, чего ожидать. Типпу, наполовину араб, наполовину африканец с кожей медового цвета, был настоящим великаном. Его бритую голову покрывала сетка бледных шрамов — следы жестоких драк. Он носил свободную вышитую рубаху с высоким воротником, руки, полузакрытые широкими рукавами, были толстыми, как бедро женщины.

Зуга подошел к Робин, она тотчас обернулась.

— Наконец-то мы хорошенько разглядели эту землю, сестренка. Впервые после Тринидада. Если ветер не спадет, через пять дней будем в Столовой бухте.

— Зуга, ты не мог бы походатайствовать перед капитаном? — спросила она, и брат испуганно моргнул. — Он собирается выпороть беднягу.

— И правильно, — прорычал Зуга. — Из-за него мы чуть не разбились о скалы.

— Разве ты не можешь его остановить?

— И не подумаю вмешиваться и тебе не позволю.

— Неужели в тебе нет ни капли человеческого? — ледяным тоном спросила Робин брата, ее щеки вспыхнули от гнева, а глаза загорелись злыми зелеными огоньками. — А еще называешь себя христианином.

— Я не кричу об этом во всю глотку, дорогая. — Зуга нарочно так ответил, чтобы разозлить ее. — И я не хвастаюсь налево и направо.