Неосознанное знание оборачивается страданиями, тогда как осознанное знание — осознанность — ликвидирует страдания и позволяет познать жизнь по-человечески. Труднее всего приходится человеку апатичному, ибо апатия — наихудшее состояние, в котором может оказаться человек. Охвачен ли апатией юноша или старик, она все равно вынуждает человека бороться за усовершенствование мира. Покуда мир не станет совершенным, душа его не успокоится.

Молодой творец добра, испытывающий апатию, борется, ибо душа его будет терзаться, если он не искупит своей вины. Старый творец добра, испытывающий апатию, борется, ибо душа его будет болеть, если он не искупит своей вины.

Различие состоит в том, что молодой говорит больше о своей работе и свершениях, тогда как старый говорит о своем здоровье и болезнях. Время, этот безжалостный шутник, имеет привычку доказывать, что победа не что иное, как поражение.

Молодой становится стариком, и переживания превращаются в пытку, а апатия остается все тем же огнедышащим драконом: если огонь не извергать, сгоришь в нем заживо. Тем самым апатия подает человеку знак высвободить ее из плена. Человек, которым овладела апатия, не станет себе помогать, поскольку не способен пожалеть себя и посочувствовать, но это не означает, будто дела его безнадежны. Если вы считаете его человеком и сочувствуете ему, то этим оказываете ему помощь, и, возможно, он вновь обретет себя. Чувствуя, что кто-то готов поверить его страданиям, человек раскрывается. Происходит это очень медленно, но сейчас речь не об этом.

Обычно от таких людей и их рассказов держатся подальше, ибо творящий добро человек, угнетенный апатией, даже возле ложа умирающего будет говорить о том, что он — самый больной человек на свете. Он знает, что словам его никто не верит, и от этого впадает в ярость. Если разобраться, он прав. От любой физической боли найдется лечебное средство, но нет такого материального средства, которое было бы способно унять душевную боль.

Боль можно приглушить лишь делами, из которых самое эффективное — борьба. Борьба с людьми и с жизнью. У кого такая возможность есть, тот живет долго, так как реализует свое желание. Кто желает оставаться интеллигентом, такой возможности не имеет, и ему приходится страдать от собственной апатии, словно в огне. Чем больше ему ненавистен весь свет и все люди, тем сильнее он жаждет смерти, ибо горение в адском пламени мучительнее смерти. Ему хочется, чтобы люди поверили в его страдания, но никто не верит. Как можно верить человеку, который сам себя истязает? Со стороны всегда виднее, нежели самому человеку.

Какое вы испытываете чувство, дочитав книгу до этого места? Думаете с ужасом о том, с какими людьми приходится жить бок о бок? Не возникает ли желания махнуть на все рукой, когда думаете о будущем? А может, вы из тех, кто бежит от проблем? Помните ли вы, что в начале главы речь шла о чувстве вины и что апатия — это не чудовищно страшный человек, а просто сверхтяжкое чувство вины, которое говорит: «Погляди мне в глаза, и начни меня высвобождать, тогда все постепенно наладится. Большие дела начинаются с малых, и сложные проблемы возникают из простых. Если ты докопаешься до простой сути очередной своей сложной проблемы, высвободить ее будет легко».

Присутствует ли в вас апатия? Говоря об энергиях крайнего толка, каждый человек хотел бы сказать, что в нем этого нет, но на самом деле во всех нас есть все то, что существует на свете. Как узнать, засела ли в вас апатия или нет? Само слово «апатия» иностранное, мы же с вами, чтобы уяснить суть явления воспользуемся такими понятиями, как безучастность, пассивность, замкнутость и равнодушие. Всю свою сознательную жизнь я больше всего опасалась равнодушия. Если кто-то произносил: «А мне все равно!» я вздрагивала.