Она попыталась попятиться от него, бросая искоса взгляды на дверь, но он не выпускал ее из своих рук. Не мог. Ее дыхание стало поверхностным — наверное, от страха: он быстро терял выдержку — и еще от восторга предвкушения. Он не забыл, как его слова возбуждали ее. Мало-помалу наступая, он оттеснил ее к Стене.

— Бежать некуда, Лиззи. — Он крепко держал ее за юбки, хрипло шепча ей в ухо. — Я скучал по тебе. Господи, как же мне не хватало тебя!

— Нет, не скучал. Ты бросил меня, — прошелестели ее слова, когда она, упершись ему в грудь, пыталась оттолкнуть его, но лишь дала ему возможность лучше видеть ее маленькую грудь и ощутила животом твердость его возбуждения.

В своем воображении он тотчас нарисовал ее такой, какой она была в тот летний день много лет назад. В пятнах солнечного света на голой коже, с розовыми твердыми сосками. Ему всегда хотелось узнать, какая она на вкус.

Он ждал, и ожидание это было не напрасным. Он прижал ее к стене и прильнул губами к ямке у основания ее шеи. Он чувствовал лихорадочное биение сердца и пьянящий лимонный привкус ее теплой кожи. Покусывая чувствительную жилку на шее, он проложил тропинку к ее уху.

— Нет, — задохнулась она. — Я не позволю тебе. Я не позволю тебе соблазнить меня, чтобы…

И внезапно умолкла, ахнув, когда он укусил ее чуточку сильнее, чтобы остался след. Пометил как свою. Свою, и ничью больше.

— И что тогда ты позволишь мне сделать, Лиззи? — Он чуть отстранился и заглянул прямо в глубины ее зеленых глаз. — Если не хочешь быть соблазненной, как тогда насчет утонченного применения… строгости? Чтобы тебя отпустило? Я не забыл, как ты любила, когда я отправлял тебя по волнам желания стремительным шлюпом, идущим задраенным в крутой бейдевинд. Как давно это было, но я не забыл, Лиззи. И я хочу тебя. Я хочу свою жену.

— Я не твоя жена. Тебя нет, ты мертв. Я вдова.

Она повторила эти слова скорее для себя чем для него.

— Мертв? — промурлыкал он ей в ухо. — Если я мертв, тогда скажи на милость, что это? — И уперся ладонями в стену по обе стороны от ее головы, давая почувствовать свою тяжесть. — Лиззи, не мучай меня. Господи, как же хорошо с тобой!

У нее оборвалось дыхание и закрылись глаза. Ее грудь лихорадочно поднималась и опускалась, с каждым движением обостряя его желание. Он провел твердой ладонью по округлости ее груди к остроконечной вершинке. Ее ответный вздох удовольствия определил его курс.

— Ага, значит, строгость и сдержанность.

И, видит Бог, ему понадобится вся сила воли, чтобы быть сдержанным. Его руки почти дрожали от усилий, которые он предпринимал, чтобы не спешить, держать свою страсть в узде.

При виде ее молчаливого соучастия, когда неторопливо взял в руки ее фарфоровые запястья, он ощутил особое блаженство. С исключительной осторожностью, медленно и неумолимо он отвел ей руки за спину и легонько потянул вниз, чтобы отвести назад ее плечи и наклонить голову к груди. Языком и губами он ласкал ее сквозь платье, даря наслаждение, пока она не начала изгибаться, исторгая тихие звуки нетерпения. Пока его рот скользил по изящному глянцу ее шеи, его руки распустили горловину платья.

— Открой рот, Лиззи. Я хочу почувствовать твой вкус.

Он даже не счел нужным скрыть в голосе муку желания.