Изменить размер шрифта - +

– И за что такие бабки с людей дерут? – возмущался Ляля.

– А сколько это стоит? – спросила я, с увлечением жуя клубнику. И пусть она оказалась не такой вкусной, как летом, аромат от нее шел просто невероятный. Он смешался с запахом весеннего грозового неба. Я даже на секунду забыла о всех неприятностях, которые поджидали меня в школе и дома. Вспомнила, как в детстве мы с папой ездили к маме в санаторий и покупали клубнику у старушек, торгующих у дороги. Тогда вокруг еще пахло пионами, и ароматы кружили голову. А над головой – синева. Бесконечная, беззаботная, летняя синева.

– Без понятия, – ответил Ляля, отправляя в рот очередную ягоду. – Так, а это у нас что? Так и не поймешь. То ли апельсин, то ли луковица… Не хочу первым пробовать. Сима, ты же у нас баба рисковая…

– Погоди, погоди! – перебила я Лялю, не дожевав клубнику. Она у меня тут же поперек горла встала. И вся счастливая синева из головы улетучилась. – То есть как это ты без понятия? Ты это не купил?

– Шац, ты дура? – искренне удивился Ляля. – Откуда у меня, по твоему, бабки на этот дуриан? Хоть знаешь, сколько он стоит?

До сегодняшнего дня я даже не знала, что это такое… Что уж говорить о его стоимости. И только тут я обратила внимание на небольшой фургончик, стоящий рядом с фруктовой палаткой, которую держали крепкие ребята кавказцы.

– Знаешь, Лялин, кто здесь единственный дуриан? Это ты, идиот! Ты своровал все эти фрукты?

– Ш ш, Сима, – зашипел на меня Ляля. – Не так громко, пожалуйста.

Я принялась оглядываться. Листвы еще не было, и сквозь голые ветви кустарников нас было видно как на ладони.

– Не так громко? Ляля, ты – вор!

– Я – дегустатор, – важно поправил меня Ляля.

– Дегустатор фигов, мы ж прямо перед их глазами сидим и дегустируем!

– Да ладно тебе, они еще не хватились. Не разгружали товар… Нечего без присмотра оставлять.

Тут же из палатки вышел хозяин – внушительных размеров мужчина. А вместе с ним еще два крепких парня с такими суровыми лицами, что аж дурно стало. Мужики курили, поглядывали на неразгруженный фургон и о чем то негромко переговаривались. Мы сидели прямо напротив, и у меня от страха даже в висках застучало и в кончиках пальцев.

– Ляля, воровать нехорошо! – снова воскликнула я, не отрывая взгляд от курящих мужиков.

Вот один из них щелчком выбросил окурок и подошел к открытому фургону. Долго рассматривал содержимое, потом подозвал к себе остальных мужиков. Те тоже докурили и принялись глазеть на ящики… Потом самый главный завертел головой, а его друзья принялись пересчитывать коробки.

У меня упало сердце. Ведь беседка как раз была в поле зрения этих мужиков. Единственное, что могло спасти, – это то, что они не могли посчитать нас такими идиотами, чтобы жрать сворованное на чужих глазах. Правда, они не учли тот факт, что мы настоящие идиоты и есть. Вернее, Ляля.

– Если у меня нет возможности купить себе эту дурилку фруктовую, что теперь, отказываться?

– Нет возможности, ешь то, на что возможность есть, – огрызнулась я. – Картошки себе пожарь.

Ляля обиженно засопел.

– Да не бойся, не спалимся мы. Давай все доставай из коробок и в рюкзак пересыпай. Ко мне завалимся, дома доедим. А то сейчас дождь ливанет.

Вдалеке заворчал гром. Я не отводила настороженный взгляд с мужиков.

– И не пались ты так, Сима! Что ты на них вылупилась? Мы – вне подозрения.

Ляля поднялся со скамейки, закрыл меня широкой спиной и принялся пересыпать в мой рюкзак недоеденные фрукты. Я мимолетом подумала, что обязательно что нибудь раздавлю и заляпаю школьные тетради… За что мне все это?

Из беседки мы вышли с нагруженными рюкзаками и не спеша двинулись мимо озадаченных мужиков.

Быстрый переход