– Жаль, что вы не смогли принять участия в таком захватывающем эксперименте, – произнесла Т'Мей спокойно, будто речь шла о наблюдении за воздействием искусственной гравитации на живых существ.

– Пойми же, моя девочка, что для меня это не просто ритуал! Речь идет о жизни и смерти моего ребенка! Прости, ты еще слишком молода… – в сердцах произнесла Аманда. Кровь кипела в ней, как масло на сковородке. Она перешла на земной язык, потому что для выражения сильных чувств в вулканском языке не было подходящих слов. – Черт возьми! Клянусь, с этой минуты я никогда не притронусь к учебникам по древней философии!

– Аманда, – Т'Мей была в недоумении, – причем тут учебники? Не понимаю…

– Да если бы я не была студентом-адептом, я бы не подверглась опасности, присутствуя на ритуале, и сейчас могла бы находиться внизу, с моим сыном!

Аманда заплакала, громко проклиная свою беспомощность и несовершенство мира. Т'Мей молча стояла рядом, не в силах постигнуть всю глубину материнского горя, страданий, надежд и любви.

* * *

Джеймс Кирк смертельно устал, замерз и проголодался. Ему пришлось провести всю холодную вулканскую ночь под открытым небом у храма.

Хотелось спать, но адмирал мужественно боролся с липкими объятиями сна. Неужели в эту ночь он потеряет двух своих самых близких друзей, которые так много для него значат? Он уже потерял Дэвида, а ему не дали даже связаться с Кэрол, чтобы сообщить ей о страшном горе. Вернее, ему не мешали это сделать, но дали ясно понять, что если он покинет храм до окончания ритуала, то может уже не возвращаться. Для вулканцев такие строгости и ночные бдения были обычными делами. Кирку же эти намеки показались издевательством, но он остался.

Адмирал позавидовал Скотти, который, свернувшись калачиком прямо на холодной земле и обняв, как подушку, какой-то камень, мирно посапывал.

Чехов сидел, поджав ноги и уронив голову на колени. Ухура спала, подстелив под себя какое-то тряпье, а Саавик ждала рассвета. Она сидела в позе «лотоса», сложив руки на коленях, и немигающим взглядом смотрела на звезды. Недалеко, полузакрыв глаза, на коленях в позе «сэй-цза» стоял Зулу.

Кирк ходил между спящими, размахивая руками и подпрыгивая от холода. К утру камни покрылись белым прозрачным инеем. Не в силах справиться с усталостью, адмирал присел на валун и закрыл глаза. Веки тотчас налились свинцом. Боясь заснуть, Кирк широко открыл глаза и посмотрел на небо, усыпанное крупными вулканскими звездами.

Постепенно утих пронизывающий предутренний ветер. Рассвело, а еще через десять минут из-за горизонта выплыл багряный диск местного солнца.

Где-то в храме ударили в гонг. Кирк вскочил на ноги. Из храма вынесли паланкин, в котором, прикрыв глаза, восседала верховная жрица. Было видно, что ритуал измучил Т'Лар и отнял у нее все силы. Она даже не шевелилась. Паланкин медленно пронесли мимо Кирка и остальных землян.

Следом из огромных каменных дверей появился Маккой. Его поддерживал Сарэк. Прищурившись от утренних солнечных лучей, доктор шагнул на крыльцо. За ним степенно вышли жрицы и жрецы в длинных сакральных одеяниях. Их лица были совершенно бесстрастны и походили на бледные восковые маски.

У Кирка екнуло сердце. «Боже праведный… – прошептал он. – Что же случилось за ночь?..»

Процессию, появившуюся в дверях, замыкала одинокая фигура в белоснежном просторном одеянии с огромным капюшоном.

Саавик вскочила на ноги. Затаив дыхание, она уставилась на неуклюжую фигуру в белом, то и дело наступающую на фалды собственного балахона.

Процессия поравнялась с землянами, и Сарэк передал им Маккоя.

– Леонард… – вырвалось у Кирка.

– Все в порядке, – усмехнулся Маккой и шепотом уточнил:

– Я в порядке, Джим.