|
Рядом упали и его сапоги. Но разведчик не спешил обуваться. В паре шагов текла вода – чистая, призывно манящая мелодичным журчанием – и для Плюха перестало существовать все остальное. Настоящий косморазведчик ни в коем случае не должен был допускать подобного, но он сейчас не считал себя косморазведчиком, тем более настоящим, а потому рухнул ничком и, погрузив лицо в холодную воду, принялся глотать ее так, будто это был воздух, которого он был лишен несколько последних минут. И только напившись, Плюх продолжил неприятно царапнувшую мысль: если он сейчас не косморазведчик, то кто же тогда? Космосталкером он так и не успел стать. В рабах, вроде бы, перестал числиться. Едой, как подсказывали интуиция с логикой, быть ему не суждено. Не здесь и не сейчас, по крайней мере. Так кто же он? Пленник? Игрушка, забавная обезьянка? Или все-таки свободный человек?
Плюх сел, натянул сапоги и, поднявшись, встал перед псевдонасекомыми, которые тоже только что закончили водопой, и вопросительно перевел взгляд с одного на другого. Те застрекотали, но было очевидно, что «переговариваются» они между собой. Вскоре один из них – тот, что нес сапоги, – перепрыгнул ручей и, набирая скорость, поскакал вперед, скрывшись вскоре из вида. Оставшийся «богомол», скрежетнув, прыгнул в сторону шалашного поселка, обернулся к разведчику, снова скрежетнул и опять прыгнул. У Плюха не осталось сомнений: ему предлагают идти следом. И то, что ему это именно предлагали, а не поволокли силой, выглядело обнадеживающим знаком. В том, чтобы поступить как-то иначе, разведчик не видел смысла, во всяком случае, пока. Ведь он по-прежнему не знал, в какой стороне находится Новоромановск, а сейчас, не до конца оправившийся от недавних испытаний, уставший, голодный и по-прежнему безоружный, далеко бы он ушел вряд ли. Да еще и вопрос: дал бы ему «богомол» сделать эту попытку. Отбросив последние остатки сомнений, Плюх пошагал за «богомолом». Войдя в селение, разведчик заметил, что псевдонасекомых возле шалашей стало больше. Кроме знакомых ему – высоченных, под три метра, – тут были теперь и особи поменьше, ненамного выше его – скорее всего, самки, – а также и совсем небольшие, беспрерывно стрекочущие, скачущие вокруг, словно заводные – это несомненно был молодняк, дети. Некоторые из них, увидев Плюха, тут же бросились к нему, но идущий впереди «богомол» сердито проверещал, взмахнул передними лапами, и зеленая мелюзга бросилась врассыпную, как стайка вспугнутых воробьев. «Богомол», оглянувшись на Плюха, сделал несколько прыжков к ближайшему шалашу. Заглянул внутрь, коротко скрежетнул, и наружу выбрался хозяин жилища. Не издав ни звука, он поскакал к другой хижине, откуда уже выглядывала треугольная голова с фасеточными глазами. Затем она вновь скрылась внутри, и туда же залез его гость. «Это что, для меня жилплощадь освободили?» – с удивлением подумал разведчик и оказался прав: сопровождавший его «богомол» отвел лапой закрывавшую вход в шалаш ветку и выдал негромкий стрекот, наверняка означающий приглашение. Плюх забрался внутрь. Там остался запах хозяина – непривычный, но не противный. Разведчик кулем повалился на травяную подстилку. «Все лучше, чем в подвале на привязи», – мелькнула успокаивающая мысль. Однако на этом заботы о госте не кончились. Вымотанный донельзя Плюх уже начал дремать, когда служившие входом ветви раздвинулись и все тот же «богомол» (впрочем, может, другой – отличать их разведчик пока не умел), согнувшись, вошел внутрь и положил перед ним несколько похожих на яблоки плодов, а еще – горсть совершенно земной по виду и запаху клубники. В животе призывно заурчало, и Плюх мигом смел угощение, откусывая сразу по половине яблока и глотая, почти не жуя. Когда он закончил с нехитрой трапезой, «богомола» в шалаше уже не было. |
