М. Р. Джеймс. В полночь на сказочных лугах
Время было позднее, а ночь ясная. Я присел отдохнуть возле Овечьего моста и думал о том, как прекрасна тишина, которая нарушалась лишь шумом, доносившимся со стороны плотины, но вдруг громкий прерывистый крик совы прямо над головой заставил меня вскочить. Когда вас что-то пугает, это всегда неприятно, хотя к совам я отношусь хорошо. Птица явно была где-то близко; я попробовал ее разглядеть. И в самом деле, круглоголовое создание сидело на ветке футах в двенадцати надо мной. Я поднял палку и, направив ее на птицу, спросил: — Это вы кричали? — Убери ее, — отозвалась сова. — Я понимаю, что это просто палка, но смотреть на нее удовольствия мне не доставляет. Конечно, кричала я. Кто же еще? Не будем описывать мое изумление. Я опустил палку. — Ну и что? — продолжала сова. — Пришел сюда в день летнего солнцестояния, да к тому же под вечер, а теперь удивляется. — Простите, — сказал я. — Совсем забыл. Позвольте заметить, я счастлив, что познакомился с вами именно сегодня. Надеюсь, у вас найдется время немного поболтать? Вообще-то, — нелюбезно буркнула сова, не уверена, что время подходящее. Впрочем, я ужинала, так что давай, не тяни… У-y-ух! Ее слова неожиданно оборвались громким уханьем, она яростно захлопала крыльями, наклонила голову вперед и с воплями вцепилась когтями в ветку. Несомненно, сзади ее кто-то подталкивал. Внезапно сова сорвалась и буквально сверзилась вниз, затем быстро подскочила, взъерошилась и клюнула пустоту, желая достать невидимое мне существо. — Ах, прошу меня простить, — послышался извиняющийся тоненький голосок. — Я проверял, не занято ли. Надеюсь, вам не больно? Не больно? — язвительно переспросила сова. Конечно, больно, и ты это прекрасно знаешь, недоносок! Как-никак, без пера осталась. Погоди, я до тебя доберусь! Чего ради, спрашивается, ты меня столкнул? Неужели нельзя оставить других в покое хоть на пару минут? Обязательно надо подкрасться и… Ладно, будем считать, что на этот раз у тебя получилось. Но теперь я пойду к властям… — (Тут она обнаружила, что говорит в пустоту). — Эй, куда ты запропастился? Как мне это надоело! — Уважаемая, — сказал я, похоже, вам досаждают уже не в первый раз. Могу я поинтересоваться, что происходит? — Можешь, — ответила сова, продолжая что-то высматривать, — но мне пришлось бы растолковывать что к чему до конца следующей недели. Повадился тут один выдергивать перья! Больно, между прочим. Хотела бы я знать, зачем он это делает. Скажите на милость! Какой в этом резон? В ответ я пробормотал первое, что пришло на ум: — От ужаса сова кричит над ухом, увидев ночью духов. Я сомневался, что моя реплика будет услышана, но сова тут же сухо переспросила: — Что — что? Впрочем, можешь не повторять. Я все поняла. И скажу, что это значит, а ты слушай и запоминай. Она наклонилась ко мне и зашептала, часто кивая шарообразной головой: — Гордыня! Высокомерие! Вот что это такое! Не приближайтесь к королеве фей. — (Это было произнесено с горечью и презрением). — «Ах, что ты, милая! Мы недостойны им подобных. Об этом еще в незапамятные времена говорили лучшие поэты наших Лугов; разве сейчас что-нибудь изменилось?» — Знаете, — произнес я с сомнением в голосе, — лично мне весьма нравится вас слушать. Но некоторые отдают предпочтение дроздам, соловьям и прочим пичугам; полагаю, вы в курсе? Просто, может быть… я, конечно, не знаю… возможно, ваша певческая манера не вполне соответствует танцам людей. |
