|
Теперь, в аэропорту, она поняла, что ничего уже не исправишь, расслабилась и решила наслаждаться путешествием. Сидя среди кучи пальто, чемоданов и сумок, она спокойно потягивала кофе из бумажного стаканчика. Как ни странно, она не беспокоилась, где в эту минуту находится Джонатан, потому что все люди в зале, ожидающие вечернего рейса, казались странно знакомыми, почти как на семейной встрече, где кто-нибудь да проследит, чтобы с ним ничего не случилось. Это впечатление всеобщего знакомства усилилось, когда муж слегка толкнул ее локтем, показывая на пару около стойки.
— Похож на Марка Розенштейна, правда?
Из них троих только рабби проявлял нетерпение. Чем скорее они попадут на борт самолета, тем скорее доберутся до места; ожидание было невыносимым. Он постоянно смотрел на часы, вставал с места и расхаживал по залу, словно поторапливая время. Подойдя к окну, он остановился, тревожно глядя на метель, но успокоил себя тем, что в Логане было то же самое, а вылет не задержали.
Наконец из динамика прозвучало объявление — сначала на иврите, затем по-английски, — что самолет готов к посадке. Они торопливо собрали вещи и, крепко держа за руки Джонатана, стали в очередь. После осмотра сумок очередь разделилась на две, для мужчин и для женщин.
Каждого заводили в занавешенную кабину, где проводили по ним электронным щупом, затем обыскивали вручную. Рабби видел эту процедуру в телевизионных детективах, но никогда не подвергался ей сам. Джонатан начал хныкать, так как обыск напомнил ему осмотр у врача, который обычно заканчивался чем-нибудь неприятным, вроде укола, но отец успокоил его:
— Это не страшно, Джонатан, совсем не страшно.
— Нас обыскали очень тщательно, — сказал он подошедшей Мириам, — даже под одеждой. А тебя?
Она кивнула.
— То же самое. Хорошо, что принимаются все меры предосторожности.
Хотя на билетах были указаны места, в проходе возникла толкотня и давка.
— Они что, не знают, что мы не полетим, пока все не усядутся? — проворчала Мириам.
Рабби посмотрел на попутчиков.
— Для многих, наверное, это первый полет. Или действительно не верят, что мест всем хватит. Мы всегда были скептиками.
Они только легко позавтракали и были очень голодны. К счастью, стюарды и стюардессы начали разносить еду, как только самолет поднялся в воздух. Некоторых пассажиров они пропускали. Человек, сидящий через проход от рабби, сказал стюарду:
— Этому человеку не дали поднос.
— Я знаю, — сказал стюард. — Вы его адвокат? — и пошел дальше по проходу.
Мужчина наклонился к рабби.
— Грубиян. Эти молодые израильтяне все грубияны — никакого уважения.
Объяснения пришлось ждать недолго. Как только стюарды покончили с подносами, они начали разносить плоские картонные коробки с надписью: «Строго кошерно».
— Ага, так бы и сказал. А наш обед не кошерный? Мне говорили, что на Эль-Аль вся еда строго кошерная.
— А вы спросите у стюарда.
— И опять наткнуться на хамство?
— Хорошо, я спрошу. Мне и самому интересно.
Когда стюард в следующий раз проходил мимо, он тронул его за рукав.
— А наш обед не кошерный? Насколько те более кошерны?
Стюард пожал плечами и улыбнулся.
— Я летаю шесть лет и все еще не выяснил.
Рабби улыбнулся и кивнул в знак благодарности, но сосед медленно покачал головой.
— Фанатики, вот кто они такие. Их, наверное, полно в Израиле.
Вскоре после обеда погасили свет, и пассажиры устроились на ночь. Мириам и Джонатан спали, но рабби удалось только подремать урывками. Однако, когда встало солнце, он был абсолютно бодр. |