- Иди, Гриша. Мы с тобой потом разберемся, - вяло приказал Семеныч, и официант независимо удалился.

- Ну как, покупаешь? - громко, как у глухого, спросил Саша.

- Сколько?

- Пятнадцать тысяч. Сейчас же.

- Я с собой таких денег не ношу.

- Здесь соберешься.

Саша выдернул из стола нож и бережно возвратил его во внутренний карман. Семеныч проследил за этой операцией, подумал недолго и постучал вилкой о фужер. Официант возник как из-под земли.

- Слушаю вас, Михаил Семенович?

- Гриша, Аполлинария Макаровича позови.

- Будет сделано, - официант как сквозь землю провалился. Зато явился монументальный и суровый метрдотель.

- Аполлинарий, мне пятнадцать тысяч нужно, - просто сказал Семеныч.

- Когда? - невозмутимо осведомился вальяжный Аполлинарий.

- Сейчас.

- Двадцать минут имеете? - Аполлинарий обращался только к Семенычу. Сашу он просто не замечал.

- Сашок, двадцать минут потерпишь? - заботливо спросил Семеныч.

- Потерплю. Только сотенными. Чтобы в карман влезли.

- Не рублями же, - презрительно кивнул Аполлинарий Макарович и направился за кулисы. Одновременно откинувшись в креслах, Саша и Семеныч молча смотрели друг на друга. Внезапно Семеныч исказился лицом и застенчиво признался:

- Живот прихватило.

- Без шуток, дядя, - предупредил Саша.

- Да какие шутки? Обделаюсь сейчас! - с неподдельной искренностью завопил Семеныч.

- Пошли, - скомандовал Саша, и они поднялись.

В туалете Семеныч ринулся к кабине. Саша придержал дверцу.

- Не запирайся.

- Бога побойся, Сашок! Прикрой хоть слегка!

- Ты меня за фрайера не держи. Если в кабинке после тебя знак какой найду, все тридцать потребую, а в наказание пером пощекочу. Не до смерти.

Саша полуприкрыл дверцу, постоял с отсутствующим видом. Через некоторое время спросил, глядя в потолок:

- Все?

- Все, - ответил Семеныч, зашумел водой и вышел, подтягивая брюки. Господи, счастье-то какое!

- Подожди здесь, - распорядился Саша, прошел в кабину и внимательно изучил стены, ящик для туалетной бумаги. Даже бачок осмотрел. Вышел, подмигнул Семенычу, предложил:

- Ручки помыть не мешало бы.

Вымыли руки, вернулись в зал и опять откинулись в креслах, изучая друг друга. Наконец подошел Аполлинарий Макарович и, по-прежнему игнорируя Сашу, почтительно положил перед Семенычем увесистый пакет.

- Прошу вас, Михаил Семенович.

- Благодарю, - Семеныч кивнул Аполлинарию Макаровичу, и тот достойно удалился. Саша - давай перо.

Саша небрежно швырнул на стол нож и притянул к себе пакет.

- Все? - спросил Семеныч. - Ну, тогда я пойду?

Саша с трудом загнал пачку в задний карман бриджей и ответил благодушно:

- Ты же водки предлагал выпить. Вот теперь в самый раз.

Из ресторана они вышли в обнимку. Размягченный водкой, Семеныч признавался:

- Вот ограбил ты меня, Сашок, а все равно я тебя люблю. Нравишься ты мне, потому что хорошо ограбил, весело.

- Я все хорошо делаю, - согласился Саша, отпустил Семенычевы плечи, шагнул на проезжую часть улицы Горького и поднял руку: от Охотного ряда шел грузовик. Могучий "додж" затормозил рядом. Саша открыл дверцу, рассмотрел у водителя погоны:

- До "Сокола" подкинешь, сержант?

- Садитесь.

Саша взобрался в высокую кабину и перед тем, как захлопнуть дверцу, обратился к одинокому Семенычу:

- До свидания, старичок!

У Шебашевского он сошел. Темень стояла в переулке. Саша держался ближе к заборам безмолвных домиков и уверенно шагал знакомой с детства дорогой.

Сзади негромко зашумел автомобильный мотор. Саша обернулся. От Ленинградского шоссе, мирно светя кошачьими зрачками прорезей в затемненных фарах, небыстро догоняла его полуторка.