После разговора с Ив он позвонил ей и сказал, что вернется позже, чем рассчитывал. Извини, дорогая, возникли некоторые обстоятельства, в связи с делом Ларнси нужно за стольким проследить. Ты же знаешь, мы до последнего не отдаем в набор утренний выпуск. Мне придется задержаться. Я не слишком нарушил твои планы на вечер?
Нет, ответила Фиона. Когда зазвонил телефон, она как раз читала малышу Лео, точнее, читала вместе с малышом Лео, потому что никто не читает малышу Лео, когда он хочет читать сам. Лео выбрал Джотто, со вздохом сообщила Фиона. Опять. Жаль, что его не интересует никакой другой период живописи. Чтение о картинах на религиозные сюжеты вгоняет ее в сон.
Это полезно для души, сказал Лаксфорд, попытавшись придать своему тону ироничность, а сам подумал: «Разве не про динозавров он должен в этом возрасте читать? Не про созвездия? Знаменитых охотников? Змей и лягушек? Какого черта восьмилетний мальчик читает о художнике, жившем в четырнадцатом веке? И почему его мать поощряет подобное стремление?
Они слишком близки, подумал, и не в первый раз, Лаксфорд. Лео и его мать слишком близки по духу. Когда мальчик наконец-то водворится в Беверстоке на весь осенний семестр, он окажется в мальчишеском мире. Лео от этого не в восторге. Фиона в еще меньшем восторге, но Лаксфорд знал, что им обоим это пойдет на пользу. Разве он сам не обязан всем Беверстоку? Разве не там сделали из него мужчину? Сориентировали в жизни? Разве находился бы он сегодня там, где нахоится, если бы его не послали в частную школу?
Лаксфорд постарался вытравить из сознания память о событиях этого вечера. Нужно позабыть о письме и обо всем, что последовало за его получением. Это единственный способ соорудить фасад.
Однако мысли, подобно маленьким волнам, бились о барьеры, которые он воздвиг, чтобы сдержать их, и главными были мысли о его разговоре с Ив.
Он не разговаривал с ней целую вечность, с тех пор как она сообщила ему о своей беременности ровно через пять месяцев после конференции консерваторов, на которой они познакомились. Ну, не совсем познакомились, потому что он знал Ив по университету, потом сталкивался с ней в коридорах газеты и считал ее привлекательной, даже несмотря на то, что находил отвратительными ее политические взгляды. Когда он увидел Ив в Блэкпуле среди дельцов от власти из партии консерваторов — в стальных костюмах, со стальными волосами и со стальными лицами, — притяжение оказалось прежним, равно как и отталкивание. Но в тот момент они были товарищами-журналистами — он уже два года как возглавлял «Глобус», а она была политическим корреспондентом в «Дейли телеграф», — и у них имелась возможность, ужиная и выпивая с коллегами, помериться интеллектами в яростных спорах из-за явно затянувшегося пребывания консерваторов у власти. Словесная схватка перешла в схватку тел. И не единственную. Для одного раза можно было бы найти оправдание: ну перебрали, ну похоть удовлетворили, и до свиданья. Но их лихорадочные отношения продолжались во все время конференции. В результате появилась Шарлотта.
И о чем только он тогда думал? — спросил себя Лаксфорд. Он уже год ухаживал за Фионой, уже определенно решил на ней жениться, завоевать ее доверие и сердце, не говоря уже о роскошном теле, и при первой же возможности все испортил. Однако не совсем, потому что Ив не только не собиралась за него замуж, но и слышать не захотела о браке, когда, узнав о ее беременности, он сделал ей неискреннее предложение. Она сосредоточила свои устремления на политической карьере. Брак с Деннисом Лаксфордом не входил в ее планы по достижению поставленной цели.
— Бог мой, — сказала тогда она, — неужели ты действительно думаешь, что я свяжу свою жизнь с королем бульварной прессы только ради того, чтобы в свидетельстве о рождении моего ребенка стояла фамилия мужчины? Ты, должно быть, еще более чокнутый, чем можно судить по твоей газете. |