|
Отсюда и оправдание Марины, либо её осуждение. Стоило ли быть ей в жизни такой, какой она была, чтобы мы получили от неё такие стихи? Затеряйся все её письма, воспоминания современников, чтобы мы никогда не знали и не узнали о них, стало бы от этого иным наше к ней отношение? К её стихам? Какой в быту была Сафо? Чего натерпелись от неё близкие, пока она вытворяла свои стихи? Давно это было. И, по большому счёту, нам, читающим её строчки, наплевать, насколько она была добродетельной. Нам наплевать, какой ценой заплатила Марина Цветаева за своё собрание сочинений. Скажете — нет? Дайте ей хорошую, правильную жизнь, за которую не будет стыдно перед благодарными потомками, с условием, что имя Марина Цветаева будет вычеркнуто из литературы! Допустим, небеса кому-то из нас предоставили такую возможность. Вычеркнем, или оставим всё, как есть — пусть вешается? Боюсь, что и здесь ответ однозначен: — нет, не помилуют Марину Ивановну чувствительные любители прекрасного. Наташа, чтобы не металась, не раздваивалась между двумя лунами Марина Ивановна, Вы, будь такая гипотетическая возможность, неужто пожертвовали бы её стихами, чтобы выправить кусочек биографии?
Лев Толстой и кукуруза
«Все, что прежде казалось мне хорошим и высоким — почести, слава, образование, богатство, сложность и утонченность жизни, обстановки, пищи, одежды, приемов — все это стало для меня дурным и низким; — мужичество, неизвестность, бедность, грубость, простота обстановки, пищи, одежды, приемов — все это стало для меня хорошим и высоким…» «Очиститесь сами, создайте из себя светильник христианской истины, докажите на себе возможность христианской, т. е. разумной и счастливой жизни при всех возможных условиях — и это будет наилучшим исповеданием веры, наилучшими „поступками“, которые просветят людей. А когда люди будут сильны верою, чисты, как голуби, и мудры, как змеи, — они без борьбы победят все внешние препятствия, и мир переделается». Люди упорно не шли в открытое для них царство Божие на земле. Отказы от военной службы по религиозным мотивам оставались единичными явлениями. Смельчаки, решавшиеся на них, терпели величайшие муки. Толстовские земледельческие колонии одна за другой распадались. В детстве сказки очень любил читать. А в них часто главный герой попадал в ситуацию, когда нужно пройти огонь, воду и медные трубы. Почти всегда герой всё это лихо преодолевал, но, случалось, когда последние медные трубы на пути его вставали, то он в них и застревал. Медные трубы представлялись мне медными трубами: блестящие, круглые. И я никак не мог понять, почему это перелезть через эту кучу блестящего цветного лома герою так трудно. Почему он вдруг на этом, последнем рубеже терпел поражение. Ведь прямой опасности от них никакой: в них не утонешь, от них не сгоришь, даже не обожжёшься, если их никто не разогреет. Героя оправдывало только то, что он дурачок. И потому в подробности я уже не вникал и этот сказочный абзац насчёт труб привычно пропускал. Но вот стал взросленьким. И постепенно пришло прозрение: медные трубы — это обыкновенная слава. Вот — когда она обрушивается на человека, он этого не всегда может вынести. Мутится разум, подгибаются колени. И самые достойные, быть может, самые заслуженные, люди, начинают допускать внутри своих мозгов определённое искривление. Мозги перестают трезво, объективно оценивать значимость, масштабы своего носителя по отношению к окружающему миру. И начинает герой со своей мозговой травмой вести себя так, что со стороны у его почитателей это вызывает некоторое замешательство, смешки и даже отстранение… Прочитал я книгу Т. Полнера «Лев Толстой и его жена». Помню я и «Зеркало русской революции» и «непротивление злу насилием» из школьных учебников, но вот никогда почему-то не задумывался над тем, что признанный в мире классик много своих сил и таланта употребил на всякую белиберду. |
