Кронин наклонился вперед и смотрел на что-то, лежавшее у его ног. Фил вытянулся, чтобы увидеть: Вера опустилась перед коляской Кронина, уткнулась лицом в колени Николая Евгеньевича, а он гладил ее по голове.

Фил осторожно поставил чайник на стол и сказал стесненно:

— Налить вам, Николай Евгеньевич?

— Да, — рассеянно произнес Кронин. — И другим тоже.

Вера обернулась, посмотрела Филу в глаза и сказала:

— Не бойся, мой хороший, не нужно меня бояться.

— Да, — сказал Кронин. — Надеюсь, что так.

Фил принялся разливать чай. Вера пересела на диван — на место, где недавно сидел Кронин. Николай Евгеньевич развернул коляску так, чтобы видеть всех сразу.

— Что будем делать? — спросил он.

— Нельзя заявлять на Веру! — воскликнул Миша. — Они думают, что это была естественная смерть, пусть и дальше так думают. Мы сами…

— Что сами? — мягко спросил Кронин. — Сами разобрались, сами осудим и сами накажем? Устроим справедливость в пределах отдельно взятой энергетической системы? Вы же понимаете, Михаил Арсеньевич, что не в этом проблема. С некоторых пор мы с вами — все, кто знаком с формулировкой полного закона сохранения, — стали другими. Вообще говоря, стали самими собой. Точнее говоря, полностью еще не стали — и не станем, для этого нужно очень много времени. Но становимся — и каждый ощутил это на собственном опыте. Результат? По-моему, резко отрицательный. Конечно, это первый эксперимент подобного рода, да еще и поставленный без соблюдения правил, никакой чистоты, сплошная самодеятельность. Первый блин обычно бывает комом, но проблема слишком важна. Можем ли мы допустить, чтобы первый опыт провалился?

— Мы это уже допустили, — проворчал Эдик.

— Именно так, — согласился Кронин.

— Меня смущает, — сказал Эдик, — что мы по сути как бы легитимизируем религиозные представления о потустороннем мире.

— Чушь, — отрезал Кронин. — И мне странно, что вы так говорите, Эдуард Георгиевич. Ничего общего! Нет потустороннего мира, отличного от нашего и независимого от него. Есть единое многомерное мироздание с материальными и нематериальными измерениями. Умирая, человек никуда не уходит, и душа его не испытывает никаких превращений. Человек — и любое живое существо, а равно любой неодушевленный предмет — многомерен, наше трехмерное тело лишь ничтожная часть всех его измерений, и то, чем мы живем здесь, — ничтожная часть нашей истинной жизни, которая происходит сейчас, и в прошлом, и в будущем, потому что ведь и время всего лишь измерение, не более важное, чем прочие. Где-то мы постоянно умираем, а где-то рождаемся, а какая-то часть нашего «я» недоумевает, не понимая, что есть смерть и что есть рождение, потому что само по себе наше «я», вероятно, никак во времени не ограничено.

— Но все это философия, — прервал Кронин сам себя. — Нам нужно решить практические задачи. Полный закон сохранения энергии. Человек, знающий его формулировку, становится слишком сильным. Умение пользоваться полным законом — это умение переводить энергию из нематериального состояния в материальное и обратно. Закон природы — вне морали. Полный закон сохранения энергии — это естественный природный закон. Он вне морали. И значит…

— Господи, — подал голос Миша, — все это надо забыть! Забыть и растереть! Нет никаких общих законов! Нет никакого единого мироздания! Невозможно выйти в мир! Ничего этого нет!

— Миша, заткнись! — прикрикнул Эдик.