— Я не понимаю, — пролепетала она.

Приблизившись на шаг, Ян посмотрел на рубин, сверкавший между ее приподнятых грудей, и взял его в руку. Бриллиант заиграл у него в пальцах высеченными из камня гранями.

Тихо, задумчиво герцог произнес:

— Бриллиант без огранки ничем не лучше камня.

Виола замерла, скованная недобрым предчувствием.

— Думаю, — добавил он через несколько секунд, снова встречая взгляд Виолы, — мир еще не слышал более правдивых слов.

— Что случилось, Ян? — спросила она низким, тревожным голосом.

Герцог внезапно выпустил рубин из рук.

— Я хочу кое-что рассказать вам о себе, Виола. Что-то, чего не рассказывал еще никому.

Виола ничего не сказала, просто смотрела на него.

Ян сунул руки в карманы вечернего сюртука и повернул голову в сторону сада, устремив задумчивый взгляд в сторону городского парка, видневшегося за деревьями.

— В своем похищении я всю жизнь винил ваших сестер и даже вас, — начал он. — Но на самом деле часть вины лежит и на мне самом, потому что я оказался там в то время.

— Ян…

— Просто выслушайте, — успокоил Ян, бросая в сторону Виолы быстрый взгляд.

Она кивнула, уступая.

Ян вздохнул.

— Я давно вступил на путь разрушения, и поиски бриллиантов превратились для меня в навязчивую идею.

Бриллианты Мартелло, вспомнила Виола. Украденные Бенедиктом Шэроном, человеком, у которого была собственность в Уинтер-Гардене. Ян вернулся туда, потому что преследовал Шэрона и хотел забрать у него драгоценности, но нашел его мертвым. Тогда-то сестры Виолы и застали Яна врасплох, оглушили его и перетащили в темницу под домом. Виола обнаружила его на следующий день.

— Когда я очнулся неизвестно где, — продолжал Ян подавленным голосом, — прикованным за запястье в абсолютной темноте, я понял, что моя жизнь, вероятно, кончена. Я не видел выхода, думал, что умру, — и все из-за какой-то горстки ограненных камней. В первый день, пока меня не начали пичкать наркотиками, мне не оставалось ничего, кроме как в холоде и кромешной тьме часами думать о прошлом и будущем, которое у меня могло бы быть. Это было жутко, мой страх невозможно передать словами.

У Виолы ком подкатил к горлу, и она сжала перед собой ладони, чтобы не броситься обнимать Яна.

— В тот час ужаса и неизвестности, — признался он, понижая голос почти до шепота, — у меня была возможность подумать над каждой ошибкой, над каждым своим решением. И я понял, что стал одержимым этими поисками и попал в плен, сначала бриллиантам, потом вашим сестрам, по одной-единственной причине — потому что перестал верить в то, что действительно важно, перестал верить в себя. — Он поднял на Виолу пронзительный взгляд. — А потерял я эту веру, Виола, и стал бесшабашным перекати-полем из-за простого признания матери, которое она сделала перед смертью всего за несколько коротких лет до этого. Мы с Айви узнали, что родились не от графа Стэмфорда. Я оказался бастардом, самозванцем, который носил титул, не имея на то права, и запутавшимся человеком, который годами не мог поделиться своим гневом и болью ни с одной живой душой. — Он протянул руку и коснулся ее щеки кончиками пальцев. — Пока не встретил вас.

Виолу начало трясти. Ее глаза наполнились слезами, и она опустила взгляд, обхватив себя за живот.

Ян приблизился на шаг, вдавив ноги в складки ее юбок, и принялся водить большим пальцем по ее губам.

— Я ведь говорил вам об этом в темнице, верно? — хрипло прошептал он. — И до сегодняшнего дня вы не проронили ни слова.