|
Я умолял ее остаться и, когда она решила уйти, помешал этому. Значит, она пыталась-таки вернуться на Орлеанскую набережную. Ей самой захотелось на набережную Жавель: в номере нашли грубошерстный норвежский свитер, мужской свитер, вроде того, что она купила себе. Это наверняка рождественский подарок, приготовленный ей Мазетти. Картонная коробка с магазинной этикеткой валялась под кроватью. Хоронили Иветту мы с Жаниной, потому что семья покойной, извещенная телеграммой, не подала признаков жизни. - Что делать с ее вещами? Я ответил Жанине: "Не знаю - и разрешил, если она захочет, взять их себе. Побеседовал со следователем и предупредил, что, не имея возможности взять на себя защиту Мазетти, как мне хотелось бы, выступлю свидетелем на суде. Это его удивило. Все смотрят на меня так, словно отказываются что-либо понимать. Вивиана - тоже. Когда я вернулся с похорон, она, хоть и не веря в успех, все-таки предложила: - Ты не находишь, что тебе пошло бы на пользу уехать на несколько дней из Парижа? Я ответил согласием. - Куда хочешь поехать? - полюбопытствовала она, удивленная столь легкой победой. - Разве ты не забронировала номер в Канне? - Когда рассчитываешь отправиться? - Первым же поездом. - Нынче вечером? - Идет. У меня нет к ней даже ненависти. Рядом она со мной или далеко, говорит или молчит, воображая, что по-прежнему распоряжается нашей судьбой, - не важно. Для меня она перестала существовать. "В случае беды... - написал я где-то выше. Коллега Лучани, которому я пошлю это досье, почерпнет "в нем, может быть, аргументы для того, чтобы добиться оправдания Мазетти или хотя бы избавить его от слишком строгого наказания. А я буду по-прежнему защищать всякую сволочь. 8 сентября 1955 г. |
