Обшарив кабинет в поисках папки, я, похолодев от предчувствия, вспомнил, что, кажется, пришел на работу с пустыми руками. Ну да, я еще так вольготно засунул их в карманы, когда проходил мимо швейцара…

Черт! Вспомнил! Конечно, где еще я мог ее забыть?.. В такси этом распроклятом, что за день, все кувырком! Правильно – обрадовался, что выпала возможность кулаками помахать, героем себя почувствовал, настоящим мачо, конечно, тут уже не до папки… Однако что же делать сейчас? Хорошо хоть, это был таксист, а не частник. Ищи теперь его…

Я быстренько раскидал по столу малозначимые бумажки, создавая видимость кипучей деятельности, а папку перед собой открыл совершенно другого клиента – не буду же я признаваться клиентам в собственной рассеянности, у меня всегда должно быть все четко и прекрасно, имидж преуспевающего и довольного жизнью человека. Это сейчас модно. К другому и люди не пойдут… Только вот убейте меня – улыбаться во все тридцать два зуба я сам никогда не научусь, да и вообще никому в России не советую. Не знаю, в чем тут дело, может, особенности анатомии, только у нас широкая улыбка все больше на оскал похожа.

Когда вошла Рожкина, я постарался побыстрее ее спровадить, тем более что у нас не было ничего особо нового сообщить друг другу. Мне вообще по роду профессии случается сталкиваться с самыми разными людьми, и большинство из них выносить невозможно. Есть такая надоедливая порода людей, которые очень любят казаться самому себе и всем окружающим чертовски деловыми. Для этого им постоянно требуется с жутко важным видом вести с вами бесконечные малозначимые переговоры и лично, и по телефону. Они от этого чувствуют себя лучше. И сами себя уважать начинают. При этом еще постоянно посматривают на часы, а также неожиданно прерывают разговор без всякой надобности, чтобы кому то позвонить по телефону: «Юрия можно? Нет его? Передайте, Шнурков звонил»… Женщины же отличаются поразительной непонятливостью, скандальностью, стремлением смотреть на все только со своей колокольни, животным мелким эгоизмом, суетливостью, склонностью к запутыванию следов, лживостью… Ф фу… Иногда я думаю – у меня прямо таки ангельское терпение.

Пока мне надоедала своими слезными рассказами Рожкина, которой, видимо, больше не с кем было горем поделиться – наверняка подруги уже слышали все это не по одному разу и больше не хотят, – я прикрыл глаза, изображая глубочайшее раздумье и внимание, но на самом деле задумался о другом: я пытался вызвать у себя в памяти какую нибудь характерную деталь, которая могла бы помочь мне отыскать таксиста.

К сожалению, у меня нет привычки запоминать номера машин случайных знакомых. Я не Шерлок Холмс. А зря. Сейчас бы пригодилось… А что там за табличка у него была, с фамилией и ай ди – идентификационным номером то есть? Номер я, пожалуй, не вспомню… Хотя… по моему, Шашков его звали, вспомнил я и обрадовался. Я еще тогда, утром, подумал: как ассоциативно, Шашков – шашечки на такси, таксист… Потом внезапно на меня снизошло вдохновение и я понял, что помню номер таксопарка! Он был написан на удостоверении жирным шрифтом. Нет, все таки я еще на что то гожусь! От радости я открыл глаза и улыбнулся, чем слегка напугал Рожкину.