Верблюды пасутся на маках.

Ранее чабаны, завидев жуков-нарывников, стороной обгоняли свои стада. Заглоченный вместе с растением жук вызывает резкое воспаление желудка у проглотившего его животного, нередко кончающееся гибелью. Алла-гулек — несчастье, погибель — так называли казахи этого жука. Неужели за долгие годы засухи животные потеряли инстинкт боязни к опасным жукам, пиршествующим на маках?

О ядовитости жуков-нарывников издавна знало человечество. Их применяли в медицине и в частности в Древнем Риме. Об этом можно рассказать многое, но из-за экономии места в повествовании о путешествии я вынужден это упустить.

Сегодня ясный день. Небо глубоко синее и безоблачное. Только далеко за ровным горизонтом необъятных просторов пустыни, где-то за Балхашем и Джунгарским Алатау, красуются белоснежные облака.

По шоссе наши машины мчатся легко и быстро, и я сразу не догадываюсь, почему так медленно катятся попутные легковушки, и мы их обгоняем. Оказывается, наши при скорости в сто тридцать километров в час настолько хорошо подрессорены и быстроходны, что скорость их не ощущается. Подобное новшество для меня необычно и, думается, что наш очень далекий путь в Центральный Казахстан мы способны преодолеть за короткое время. Мелькает мимо знакомая обширная впадина Сорбулака, ныне заполненная сточными водами города. Свернув почти на запад, минуем речку Курты, несемся по прямому пути через обширнейшую и ровную пустыню Джусандала (Полынная пустыня). Алые пятна зарослей чиков все реже и реже и, наконец, полностью исчезают. Сказывается наше вступление в каменистую пустыню, к тому же менее щедро политую дождями.

— Как вы думаете, для кого цветут маки и почему так красивы цветы? — задаю я обычный вопрос тем, кто впервые попадает на природу. И на этот вопрос очень редко получаю правильные ответы. — Вся красота цветов, все их изящество, — продолжаю я, — а также крохотные кладовые нектара, спрятанные на дне цветоложа, предназначены природой только и исключительно для насекомых. Они — участники брачных дел цветковых растений — переносят на своем теле пыльцу — половые клетки с растения на растение.

Мое объяснение чаще всего вызывает недоумение. У некоторых мое объяснение вызывает даже возмущение: «Как это так, что все цветы предназначены только для насекомых!»

В этом явлении заложена еще одна немаловажная особенность. Красота цветков воспринимается одинаково как человеком, так и насекомыми. Она — красота обща, едина, всеобща и без нее невозможно — скудеет наше существование. «Красота может спасти мир», — говорят многие, так как она пробуждает чувство возвышенности, благородия, чего-то особенного в душе, возвышающего над обыденностью сознания животных. Без красоты существом мира овладевают звериные инстинкты, жестокость, эгоизм, равнодушие к злу и добру.

Дорога через громадную Джусандалу тянется долго, прямая и будто проведенная по линейке. И вокруг ровный горизонт. Лишь справа синеет тонкая полоска Чуилийских гор, напоминая названием, что слева на юге течет река Чу, а вдали справа на севере — большая река пустыни — Или. Вскоре и полоска Чуилийских гор уходит назад, и впереди вновь ровный горизонт, оставленный громадным древним водным пространством. Наши машины резво преодолевают его, и, преодолевая скуку, начинаю вспоминать о том, как путешествовал по просторам Семиречья.

Демобилизовавшись на год позже окончания войны (меня задержали) и попав в Казахстан в Институт зоологии Академии наук республики, передо мной, натуралистом, встала проблема передвижения. Чем больше и чаще меняешь обстановку природы, тем богаче наблюдения за жизнью ее обитателей. А на какие способы передвижения можно было рассчитывать в тяжелые послевоенные годы? Конечно, можно было спокойно отсиживаться в лаборатории в ожидании кое-когда перепадавшей поездки на единственной институтской автомашине.