Леди ринулись вперед. Катарина заметила, что многие бросали кокетливые взгляды на короля, и тогда почувствовала благодарность королю за его преданность и устыдилась, что порицала его. Он просто мальчик, сказала она себе, мальчик, который хочет быть хорошим. Внезапно послышались крики с другого конца залы, где стояла золотая беседка, теперь превратившаяся в несколько деревянных стоек. Простой народ, которому, как того требовали обычаи, разрешили посмотреть, как пирует, танцует и веселится их король, ринулся вперед.

Молодым леди предложили снять с короля его украшения — хорошо, пусть они так и сделают, а мужчины помогут им в этом.

Послышались испуганные и удивленные возгласы танцоров, которых окружили со всех сторон. Сам король попал в руки полудюжины смеющихся мужчин и женщин, но в их глазах было нечто большее, чем смех. Они увидели роскошь Вестминстерского дворца и сравнили его со своим домом; они увидели мужчин и женщин, чья одежда была покрыта сверкающими драгоценностями и золотыми украшениями, каждое из которых позволило бы им жить в роскоши много лет.

Это был их король, их возлюбленный король, но толпа, чувствующая свою сплоченность перед лицом правителей, заслышав призыв, была неизменно готова. Здесь же был всего лишь маскарад, и люди прониклись духом маскарада. Они не причинят вреда своему прекрасному королю, но им нужны его драгоценности.

Слушая, как протестуют его друзья, чувствуя, как к нему все ближе придвигаются люди с не очень приятным запахом, Генрих перестал быть мальчиком, ищущим наслаждения. Он немедленно стал проницательным и хитроумным мужчиной. Он не знал страха, всегда чувствовал, что сможет справиться с любой ситуацией; как можно чаще общаясь со своим народом и находя в этом удовольствие, он мог понять их; поэтому из всех знатных мужчин и женщин в этой зале король был самым спокойным и самым мудрым.

Эти голубые глаза, так легко загоравшиеся яростью от неосторожного слова придворного, были полны веселья. Они явно были полны смеха. В свою игру он поиграл, теперь должен поиграть в игру народа; при этом он не забыл, что все еще был главным игроком.

Он улыбнулся, глядя прямо в глаза хорошенькой юной швее, оторвавшей золотую пуговицу с его дублета.

— Пусть от нее еще ярче засияют твои прелестные глазки,— сказал он.

Та испуганно вспыхнула, потом повернулась и убежала.

С него сорвали все его драгоценности, стащили с его плеч плащ, так что на нем остался только дублет и штаны. Он рассмеялся, видя, что люди, сдирая с его придворных ценности, обращаются с ними белее бесцеремонно чем с ним. Более того, он также увидел, что в зал ворвалась с поднятыми алебардами охрана и приступила к делу — схватила несколько человек и загнала их в угол зала, откуда те стали громко их поносить.

Быстро оглядевшись вокруг, Генрих заметил, что растрепанные леди в замешательстве и что сэр Томас Невет, который взобрался на одну из стоек беседки и висит там,— совершенно голый. Сэр Томас так яростно протестовал, что толпа содрала с него не только драгоценности, но и всю его одежду.

Глядя на цепляющегося за стойку Невета, Генрих внезапно разразился оглушительным хохотом — это был сигнал. Ясно, что король намеревался отнестись к происходящему как к одной из маскарадных забав, и всем следовало сделать то же самое. До того ворчавшие простолюдины, теперь тоже засмеялись. «Боже, храни короля!» — кричали они и делали это искренне. Он не разочаровал их. Это была честная игра, и такого короля им нечего бояться.

Генрих закричал придворным:

— Почему вы такие мрачные? Мой народ попользовался добром. Давайте оставим все, как есть — должен признаться, я голоден да и пить тоже хочется.

С зажатой в руках добычей простолюдины не противились, когда их выдворяли из зала. Сюда доносились отзвуки их смеха. Они были в восторге.