Изменить размер шрифта - +

Алекс никак не мог, в отличие от многих своих сограждан, примириться с видом грязи, болезней и черствого равнодушия окружающих к страдающему человеку или животному. Голые, голодные, рахитичные ребятишки бедняков, с кривыми ножками, раздутыми животами и больными глазами, облепленными мухами; больные калеки, вымаливающие себе кусок хлеба; безносые, безглазые прокаженные, бродящие в огромном количестве по узким улочкам, — все они казались ему оскорблением в глазах Бога и в какой-то степени лежащими на его совести. Едва ли менее чудовищным в его глазах был вид бессловесных животных, голодающих, больных или изувеченных, обрекаемых на медленную смерть и агонию, потому что никто не брал на себя грех лишать их жизни.

Города служили рассадником не только грязи, но и пороков. Убийства и проституция, воровство и жульничество, нетерпимость и ненависть, болтовня, пустые разговоры и демагогия, редко имеющие связь с реальными делами и являющиеся ядом, смущающим сердца и души доверчивых, оборачивающиеся в святые дни кровавыми столкновениями между сектами и последователями разных богов. Разговоры, никогда не носившие созидательного характера, проповедующие лишь разрушение, могущие разжечь истерию со скоростью крутящегося веретена… Но в деревнях было мало болтунов, работа на земле занимала большую часть их времени и жизни.

Пахота, сев, прополка и полив не могли ждать, пока люди вдоволь наедятся и наслушаются сладкоречивых болтунов, обещавших утопию на следующий же день, если какой-то класс или секта, вероучение или цвет будут уничтожены. Впрочем, в деревнях были свои недостатки. Архаичные методы возделывания земли за тысячи лет совсем не изменились. Люди не учились лучшему и не хотели этого. То, что было хорошо для их отцов, было достаточно и для них, поэтому они всегда жили с угрозой голода за спиной. Но они усердно трудились и были добрыми людьми, и Алекс выслушивал их и чувствовал себя более умиротворенным и расслабленным, чем в течение многих дней до этого.

Они спрашивали его мнения и считались с ним, и он неожиданно для себя выступил в роли судьи, разрешив горячий спор — кто является владельцем коровы, разделивший деревню на два враждующих лагеря еще несколько недель назад.

Его решение было встречено с одобрением, а деревенский вождь, проникнув к нему уважением, попросил разрешить более личную проблему. Подобная проблема вряд ли могла возникнуть в западном обществе, но Алекс уже слышал о подобном, поэтому внимательно его выслушал и дал вождю подходящий совет. Затем разговор перешел на тему богословия (длинный, пространный спор, который так любят вести азиаты); он продолжался до тех пор, пока вождь не заметил, что Алекс устал, тогда он распустил собрание, выразив надежду, что его гость как следует насладится ночным отдыхом и к утру будет свеж и бодр, и с этими словами удалился в темноту.

На следующий вечер их разговор состоялся вновь, но в этот раз Алекс сидел под открытым ночным небом, усыпанным звездами, на нагревшейся за день земле под огромным деревом ним, где жители деревни обычно встречались, как встречаются члены клуба, для обсуждения своих дневных дел.

Благодаря хорошему уходу Нияза, ключица Алекса быстро заживала, и, не считая слабой головной боли, последствия контузии постепенно проходили. Ему не терпелось тронуться в путь — в Лунджоре начинался спор за землю, ему хотелось урегулировать его с минимальным вмешательством комиссара, и Нияз, наблюдавший за ним со стороны, тактично вызвал его с собрания, сказав, что им необходимо как следует выспаться, так как утром предстоит длительная поездка верхом.

Они выехали прохладным ранним утром после завтра, приготовленного женой вождя; сам вождь и некоторые деревенские жители проводили их с милю по дороге.

— Если так необходимо, чтобы землей управляли ферингхи, — заметил вождь, глядя вслед всадникам, скрывшимся между высокой травой и деревьями кикар, — они должны посылать нам таких вот людей, а не дураков, вроде того толстого сахиба, проезжавшего здесь в прошлом году и привозившего с собой злобного негодяя из Дели, чтобы тот говорил за него, потому что господин не считал нужным понимать наш язык и нашу жизнь.

Быстрый переход