Местная женщина снова принесла еду, но на вопросы отвечать отказалась и отошла к дальней стороне дворика, где уже собралась толпа деревенских зевак, с любопытством рассматривавших чужестранцев, обсуждая их, жуя ореховую жвачку.

— Что они могут с нами сделать? — беспокойно вопрошала Лу, укачивая малютку.

— Думаю, будут держать как заложников, — сказал преподобный Добби, который так вовсе не думал, но надеялся, что бог простит ему эту маленькую безобидную ложь.

— Заложников для чего? — допытывалась Лу.

Мистер Климпсон, среднего возраста судья, сбежавший из своего горящего бунгало с помощью верного слуги, сказал:

— Местный хозяин колеблется, не зная, кто победит. Поэтому он приказал брать в плен любых европейцев, не причиняя им вреда. Я думаю, он нервничает. Весь Оуд в волнениях и со времени заварушки идут дела у англичан плохо. А так как давно известно, что многие из них скрываются поблизости, он велел всех разыскивать и везти сюда.

— Да, да, — ободряя женщин, кивал мистер Добби. — Я уверен, что так и есть. Он хочет, чтобы мы были в безопасности. Ведь засов в двери держит не только нас внутри, но и других снаружи.

Карлион, опершись о косяк открытой двери, взглянул на говорящего сквозь полуоткрытые веки и поинтересовался, действительно ли он так думает. Карлион слышал рассказы о Джанси и о публичной резне европейцев, принявших условия капитуляции. Этот несчастный гарнизон был построен в три линии — дети, женщины и мужчины — связанные и беспомощные, они были зарезаны, так что женщины были свидетелями смерти своих детей, а мужчины — и тех и других, до того как пришел и их конец.

От одного помещика, у которого он скрывался, он также слышал о казни гарнизона в Каунпуре, принявшего предложение о сдаче и гарантии безопасности от Дунду Панта, Нана Саиба. Если верить рассказу, то измученные сдавшиеся были погружены на лодки, которые будто бы должны были их доставить в Аллахабад. Едва последний из них ступил на борт, лодочники подожгли соломенные крыши, а сами бросились в воду. Те же, что были на берегу, открыли огонь по пылающим плывущим мишеням. Так погиб последний гарнизон Каунпура. Спаслись лишь две из четырехсот женщин и детей, доплывшие до берега и взятые в плен.

Судя по этим историям, Карлион имел точку зрения, отличную от высказанных мистером Климпсоном и мистером Добби. По ней более вероятным было, что их держат здесь живыми ради устройства для толпы своего рода римских каникул, когда подвернется подходящий момент, вроде тех зрелищ, что были устроены в Джанси и Каунпуре.

— Я должен был вернуться домой, — подумал Карлион. — Это сумасшествие.

Он собирался домой, но вернулся в Дели, разгневанный на сбежавшую от него Винтер. Позднее от супругов Эбатнот до него дошло известие о ее замужестве. Но по-прежнему он не мог уехать, желая ее, как никого другого. Признать свое поражение и вернуться в Англию было для него немыслимо. Пока он находился в той же стране, что и она, у него еще был шанс, но с отъездом все было бы кончено. Что такое для него месяцы или даже год? Он мог себе позволить задержаться в Индии на сколько нужно, в твердой уверенности, что несколько месяцев замужества за этим олухом комиссаром излечат ее от романтического увлечения. И потом, когда она вернется (а она обязательно вернется), в нем-то и найдет настоящее утешение.

Иногда он понимал, что ведет себя по-детски нелепо. Никто, и прежде всего он сам, не смог бы предположить такого в лорде Карлионе. Но так было. Он поддерживал связь с миссис Гарденен-Смит лишь для того, чтобы узнавать новости об Винтер. Услышав, что она собирается провести май в Симле, он сделал все, чтобы оказаться там. Для этого он поехал в Лакноу с намерением направиться в Лунджор и увидеть этого Бартона.