Уже в семь лет Саня знал, что не хочет в ремесленное училище. Он наблюдал за окружающими, словно все они являлись диковинными животными, чье поведение невозможно предсказать или объяснить, а потому интересно анализировать. Он уже не волновался во время визитов возможных усыновителей, однако был не прочь подсобить приятелям. Именно Саня изобрел практически беспроигрышный вариант «пристроиться». Для этого приходилось подкараулить понравившуюся пару и, вынырнув из укрытия, броситься к ним и назвать приходящих теть и дядь «мамой» и «папой» – обычно этот прием срабатывал «на ура». Глаза гостей вмиг наполнялись слезами, и они так и норовили схватить находчивого ребенка и сжать его в объятиях. Таким образом, усыновление становилось лишь делом времени. В награду за услуги Саня принимал все – от еды и конфет до книжки, перепавшей от спонсоров. Книжки пользовались его особым уважением. Саня рано понял, что из них можно узнать гораздо больше, чем от воспитателей и преподавателей, которым недосуг заниматься развитием детей. Воспитатели считали Саню странным ребенком, но не могли не признавать его одаренности. Другие дети поначалу пытались задирать мальчишку, но Саня быстро показал зубы: он не отличался особой силой, но в нем было море злости, готовой выплеснуться наружу при первой возможности. Кроме того, он не боялся боли и мог драться до тех пор, пока противник не поймет всю тщетность своих попыток заставить Саню признать поражение. Ему понадобилась всего парочка серьезных стычек со сверстниками, чтобы утвердить свое место в иерархии жителей Дома: лидером он не стал, зато его оставили в покое и по крайней мере относились с уважением, считая, что такого «психа» лучше лишний раз не трогать.

Единственным человеком, к которому Саня испытывал привязанность, стала нянечка. Ей уже перевалило за восемьдесят, и все в Доме называли ее «баба Маруся». Саня почему-то приглянулся ей с первого взгляда.

– И что им надо, этим горе-родителям? – бывало, вопрошала баба Маруся, ероша густые волосы на затылке Сани (такую фамильярность он позволял только ей, любой другой схлопотал бы в лучшем случае злобный взгляд, а то и вполне ощутимый удар). – Такой красивый ребенок… И какая же мать могла так с тобой поступить, а?

Он никогда не думал о своей матери. Вернее, старался не думать, но мысли так и лезли непроизвольно, особенно по ночам, когда голова свободна от решения насущных проблем. Саня не то чтобы мечтал познакомиться с женщиной, бросившей его, но ему хотелось бы знать, кто она, как выглядит и почему не оставила его в роддоме, а выбросила на помойку, прямо в Новый год, когда все население страны веселилось и праздновало. Однако гораздо больше он хотел бы встретиться с другой женщиной – той, что нашла грудничка, окоченевшего до такой степени, что он не мог даже плакать.

Они с бабой Марусей много разговаривали – обо всем на свете и ни о чем. Старушка была не особо образованной, зато у нее имелся огромный жизненный опыт и нерастраченные нежность и доброта.

– Нет у меня внуков, поди ж ты! – сокрушалась она в минуты откровенности, сидя рядом с Саней на лавочке в парке при Доме.

– А возьми меня к себе, баба Маруся! – сказал как-то Саня. На самом деле он вовсе на это не рассчитывал, но нянечка, кажется, восприняла его реплику серьезно.