Изменить размер шрифта - +
 — Это доказывает только, что у вас благодарное сердце. Я говорю об отношениях моих к свету. Вы забываете, что я семьянин, а для семейных уз сердце всегда остается свежо. Без того мы превратились бы в животных. Свет сушит сердце, как зной солнца сушит растение; но в тени семейной жизни, оно свежеет и расцветает снова.

Я сказала, что Адель Шабо доставила мне уроки музыки в женском пансионе в Кенсингтоне. Этот пансион был то, что называется высшим училищем, но, судя по тому, что я узнала от Адели, он был ничем не лучше других школ. Впрочем, он имел репутацию, и этого было довольно.

Однажды содержательница его, мистрисс Брадшау, известила меня, что будет новая ученица, и когда она приехала, я увидела перед собою Каролину, племянницу леди Батерст.

— Валерия! — воскликнула она, бросаясь ко мне на шею.

— Каролина! Кто бы мог ожидать! Как вы сюда попали?

— Расскажу вам когда-нибудь, — отвечала Каролина, не желая говорить о своем семействе в присутствии вошедшей с нею классной дамы.

— Леди Батерст здорова? — спросила я.

— Здорова.

— Нам пора, однако же, приняться за дело. Мне время дорого, — сказала я. — Садитесь. Я послушаю, много ли вы успели с тех пор, как я с вами рассталась.

Классная дама вышла из комнаты, и Каролина, сыгравши несколько пассажей, остановилась и сказала:

— Я не могу играть, не поговоривши прежде с вами о своих делах. Вы спрашиваете, как я сюда попала? По собственному желанию; я настояла на этом. Дома жить для меня стало невыносимо. У меня были сотни гувернанток, но ни одна не могла снести своего унижения. Наконец, мне удалось ускользнуть в пансион. Я не должна бы говоритьдурно о родителях, но вам я обязана сказать правду, которой не сказала бы другим; так не сердитесь же на меня, Валерия.

— Жаль, жаль, Каролина. Судя по тому, что видела я, пробывши в доме ваших родителей полчаса, вы рассказываете, конечно, истину.

— Не тяжело ли это, Валерия? — спросила Каролина, поднося к глазам платок. — Я не ропщу, я только жалею, что родители мои не похожи на тетушку Батерст.

— Согласна, но ведь действительности не изменишь, и надо пользоваться ею, сколько можно. Вы должны прощать вашим родителям по мере сил и обращаться с ними почтительно из чувства долга.

— Я знаю это, и всегда так и поступала, — отвечала Каролина. — Тетушку Батерст я видела редко с тех пор, как вы отвезли меня к отцу; дело пошло было на мировую, но тетушка узнала, что ее обвиняют в том, что она дала мне дурное воспитание, и это рассердило ее до такой степени, что они разошлись, кажется, навсегда. О, как мне хотелось переехать опять к тетушке! Однако же, Валерия, я не знаю, отчего вы ее оставили.

— Оттого, что мне нечего было у нее делать после вашего отъезда, а быть ей в тягость я не хотела. Я предпочла зарабатывать деньги собственными трудами, и этой решимости я обязана удовольствием видеть вас снова.

— Ах, Валерия, я полюбила вас еще сильнее, когда мы расстались.

— Это всегда так бывает, — отвечала я. — Попробуемте вот эту сонату. Говорить нам будет еще время; мы будем видеться два раза в неделю.

Каролина сыграла сонату, потом опустила руки и сказала:

— Знаете ли, какая мечта побудила меня, между прочим, переселиться сюда? У нас, в Гретна-Грин, я уверена, мне никогда не дождаться жениха. Если я найду джентльмена по моему вкусу, так убегу из пансиона не в Гретна-Грин, а прямо к тетушке Батерст. Хотите вы мне помочь, Валерия? Это для меня единственное средство составить себе счастье.

— Прекрасное признание для восемнадцатилетней девушки! — отвечала я.

Быстрый переход