— Нет, Адель, поверьте мне, вы не ошиблись. Тогда вы не были ослеплены, как теперь. Как вы думаете, доброе у него сердце?

— О, это верно. Я заметила это еще в Брайтоне: ребенок с запачканными руками наткнулся, на бегу, прямо на него, и пальцы отпечатались на его белых панталонах, так что он принужден был уйти домой переодеться. А между тем, вместо того, чтобы оттолкнуть ребенка, он удержал его от падения и сказал: «Лучше пусть запачкается мое платье, нежели разобьется твоя голова».

— Да, это точно доказывает, что у него доброе сердце.

— Так как же вы думаете, Валерия?

— Я думаю, что вы сделали с вашей стороны все, чтобы разуверить его, если он ошибается. Больше вы ничего не могли сделать. Положим, что он все еще в заблуждении, и что досада будет следствием открытия истины. Если он самолюбив, он не даст свету заметить, что сам себя обманул. Если у него доброе сердце, он не долго будет досадовать. Но, Адель, многое зависит и от вас. Вы должны будете воздержаться от всяких жалоб и всеми силами стараться примирить его с разочарованием. Если вы поведете дело умно, вам, вероятно, удастся; да, если у него не злое сердце, вам непременно удастся. Вы знаете себя лучше; решайте же сами.

— Я чувствую, глубоко чувствую, что буду в силах его утешить; я заставлю его любить меня, Валерия. Я решилась.

— А когда женщина действительно на это решается, то всегда успевает. Впрочем, ведь мы только предположили, что он обманывается; а может быть это и не так: вас можно полюбить и без приданого. Сначала, может статься, он преследовал вас как богатую невесту, а потом увидел, что если вы и не богаты, так хороши собою, — и не мог устоять. Тайны людского сердца известны только одному Богу. Вы вели себя честно, и никто не может осудить вас, если вы решитесь испытать свое счастье.

— Благодарю вас, Валерия. Вы сняли тяжелое бремя с моей души. Рискну.

— Делайте что хотите, Адель; надеюсь, что вам удастся. Что касается до меня, так я и для первого в мире мужчины не сделаю лишнего шага. Как друзья они все хороши, как советники тоже иногда полезны; но выйти замуж — это дело совсем другое. О чем вы это так серьезно толковали в углу с Каролиной?

— Я скажу вам правду; мы говорили о любви и замужестве, да еще о мистере Сельвине, занявшем, кажется, почетное место в мнении Каролины.

— Мне пора, однако же, идти. Если вам опять понадобится мой совет, я к вашим услугам.

На следующий день Лионель пришел проститься перед отъездом в Париж. Покамест мы гостили у леди Батерст, он съездил повидаться с дядей, который принял его очень ласково. Я написала к мадам д'Альбре письмо, в котором благодарила ее за присланные подарки, и вручила Лионелю коробочку с восковыми цветами моей работы, которые просила ее принять на память от меня. В назначенный час приехал экипаж мистера Сельвина, и мы отправились в Кью.

Сказанное мне Аделью о разговоре ее с Каролиной заставило меня делать наблюдения, и во время пребывания нашего у мистера Сельвина я убедилась, что Каролина и молодой Сельвин чувствуют друг к другу привязанность. Я не сделала на это никакого замечания, но думала о них на обратном пути в город.

Что касается до Каролины, я не знала, ободрят ли ее чувства или нет. Чарльз Сельвин был джентльмен, человек красивый и даровитый. Все члены его семейства были люди прекрасные, и сам он отличался сердечною добротою. Каролина, в пансионе, в ее лета, не могла не соскучиться. Можно было, следовательно, предполагать, что она убежит при первом удобном случае, — и будет несчастна: сделается добычею какого-нибудь искателя приключений или соединит судьбу свою с каким-нибудь беспечным юношей.