|
Оно занимало фешенебельный особняк в самом центре Берлина. Официально особняк был снят безобидным дельцом, которого, правда, мало кто знал в лицо. Меблировка и украшение дома осуществлялись под надзором известного архитектора. После него за работу принялись технические специалисты. Они установили в стенах крошечные микрофоны, соединенные со звукозаписывающими аппаратами, которые регистрировали каждое слово, произнесенное в доме посетителями, а таковыми в основном были иностранные дипломаты. Наблюдение за аппаратурой осуществляли три опытных техника из управления СД. Мнимый владелец особняка был обеспечен домашней прислугой, с тем чтобы заведение могло отличаться великолепным обслуживанием, погребом и столом. Подбором девушек в салон занимался шеф уголовной полиции Небе, он завербовал для заведения самых высококвалифицированных и даже образованных дам полусвета с прекрасными манерами. «Салон Кити» служил для СД неисчерпаемым источником информации. Кроме иностранных дипломатов туда заглядывали нередко и высокопоставленные деятели рейха, которым не было известно, кому на самом деле принадлежит бордель. Так, зять Муссолини, граф Чиано, однажды разболтал там все секреты своего родственника и только удивлялся потом, заодно с дуче, и откуда, мол, это германскому фюреру известно столько подробностей. Гейдрих, а вслед за ним и Мюллер нередко производили личное инспектирование заведения, правда, на этот случай в салоне по специальному приказу выключались все микрофоны. Если же девушки требовались на выезд, то их тоже предпочитали приглашать из «Салона Кити». Это были проверенные красавицы, не только благонадежные политически, но и обладавшие отменным здоровьем. Следовало только позвонить портье.
По звонку адъютанта девушек доставили быстро. Спустя час накачанные наркотиками, они разделись донага и буквально лезли на стенку, распираемые желанием. Схватив за талию одну из них, Гейдрих кинул ее на стол. Безумно хохоча, она подняла ноги. Скинув китель, в полурасстегнутой белой рубашке, из-под которой виднелась могучая, волосатая грудь, Гейдрих наклонился над ней. Девица изогнулась в его объятиях. Мюллер и Эйхман острили и посмеивались, наблюдая за разворачивающейся сценой. Вдруг Эйхман отвернулся – от излишне выпитого его затошнило. Но дурнота сразу прошла, когда, случайно, бросив взгляд на дверь, он увидел на пороге… Хелене Райч. Она только что вошла. Конечно, постоянно видя рядом с собой смерть и страдания, Хелене была не из тех, кто горько плачет над разбитыми иллюзиями. Скорее всего, она принадлежала к числу людей, которые вовсе не создают себе иллюзий. Она умела соответствовать обстановке. Умела вовремя уйти и ни с кем никогда не поделиться теми чувствами, которые испытала, обнаружив своего возлюбленного в столь отвратительной роли. Не навестив Геринга и даже не позвонив ему, она в тот же вечер вернулась на фронт. Утром, протрезвев, Адольф Эйхман, который был не в курсе отношений своего шефа с Хелене Райч, с мрачной усмешкой поведал тому о «ночном видении»: – Вчера мы столько выпили, что мне пригрезилась «белокурая валькирия Геринга», честно. Совсем как в киноролике. Только почему-то она не улыбалась, как обычно, а была, я бы сказал, даже излишне серьезна. Наверное, у Люфтваффе дела вовсе не так хороши, как расписывает всем рейхсмаршал, – попробовал пошутить он. Однако Гейдриху было не до смеха. Он всегда умел взять себя в руки и не допускать пагубных последствий своей «слабости», касалось ли это его служебных обязанностей или личных дел. Хелене Райч была очень важным личным делом. В тот же день, наведя справки, он узнал, что накануне Хелене Райч действительно прилетала в Берлин. Перед отъездом в протекторат он, благодаря своей настойчивости, все-таки связался с ней по оперативной линии. Но, прикрывая передвижение танковых колонн, истребители уже в пятнадцатый раз за сутки поднимались в воздух. Измученная бессонной ночью, издерганная постоянным нервным напряжением, Хелене не могла обсуждать свои личные дела. |
