А Бармалей – это наш кот. – И принялся объяснять, помогая себе активной жестикуляцией: – Калитка была совсем чуть-чуть открыта, и Бармалей в нее шастнул и убежал, а я побежал его догонять. Звал, звал, но он меня не слушал и бежал, бежал, улепетывал прямо по дороге. А тут ваши ворота открыты, и он в них раз – и юркнул. Я его почти схватил, – размахивая ручонками, присел он на корточки, изображая, как почти поймал кота-беглеца. – А он вырвался и в дом скакнул.
Мальчик взял шапку, типа: ну, раз уж я тут присел, то можно и шапку прихватить, поднялся с корточек и махнул рукой куда-то себе за спину.
– Там дверь тоже открыта. – И свел ладошки, помогая себе мимикой, показал, насколько была открыта дверь: – На маленькую щелочку, но Бармалей протиснулся, а я за ним.
– Тоже протиснулся? – спросил Стаховский.
– Не, – снова звонко рассмеялся пацан, – прошел, Бармалей, когда пролезал, дверь открыл.
Так. Ну теперь понятно, как ребенок проник в дом. Михаил повез Веронику в Москву, а в это время курьер доставил продукты, заказанные Стаховским. Он открыл калитку и дверь в дом с дистанционного пульта, принял заказ, а уходя, тот, по всей видимости, двери не захлопнул, а лишь прикрыл за собой.
Способ материализации ребенка в доме выяснили. Теперь бы выявить, стреножить и удалить причину этого самого появления. Не в конечном смысле «удалить», в более гуманном – всего лишь изловить котяру, вернуть хозяину и выдворить.
– Ну так позови своего Бармалея, – предложил самый логичный и простой вариант обнаружения животного Ян.
– Не-а, – покрутил головой мальчик, – он не придет. – И добавил после паузы, старательно выговаривая: – Проигнорирует.
– Непослушный? – уточнил Стаховский, начиная тихо посмеиваться.
– Свободолюбивый, – с небольшой запинкой, но достаточно твердо произнес еще одно непростое, явно специально заученное слово пацан и дополнил характеристику животного: – Мама говорит, что он слишком высокого о себе мнения, чтобы подчиняться кому-то. – И, тяжко вздохнув от безнадежности, оповестил: – Придется ловить.
– Ну, охотник из меня нынче неважный, – предупредил Ян, – разве только комара сытого прибить.
– Потому что у вас нет ног? – спросил ребенок, указав ручонкой на пустую подножку инвалидного кресла-каталки, в котором сидел хозяин дома.
– Точно. Это ты верно заметил, – подтвердил Стаховский.
– А куда они делись? – с большим интересом расспрашивал мальчик.
– Сломались, – попытался обойтись простым, коротким объяснением Ян.
– Надо было их починить, – порекомендовал ребенок, сочувственно вздохнув.
– Ты когда-нибудь ломал игрушки так, что их потом никак нельзя было выправить и починить? – спросил Ян.
– Случалось, – не очень охотно, но честно признался мальчонка. – Тогда игрушки приходилось выбрасывать.
– Вот и мои ноги сломались так, что их невозможно было починить.
– И вы их выбросили? – уставившись на мужчину расширившимися от потрясения глазешками, перепуганным шепотом спросил пацан, видимо красочно представив себе момент утилизации испорченных конечностей.
– Не то чтобы выбросил, но отрезать их пришлось, – поспешил Стаховский хоть как-то нивелировать произведенное несколько жесткими жизненными откровениями негативное впечатление на ребенка.
– Хорошо, что не выбросили, – подумав, поделился размышлениями на эту тему мальчонка, – потом, может, и починят. |