— Вы очаровательны! — воскликнул Миклош. — Особенно сейчас, когда покраснели!
— О, прошу вас… не смущайте меня! — взмолилась Гизела.
— Вы так же прекрасны, как звуки вашего голоса, — сказал Миклош. — Но умоляю вас, скорее дайте ответ, иначе ваш отец может здесь застать нас. Вероятно, он будет удивлен, увидев вас беседующей с мужчиной, которого он видит впервые в жизни.
Гизела вскочила и быстро пересела в глубину ложи за тяжелые складки портьер из красного бархата.
— Прошу вас! — произнесла она умоляюще.
— Тогда ответьте мне.
Гизела бросила тревожный взгляд на сцену, но отец еще продолжал играть. Сейчас он исполнял свою любимую пьесу Шуберта.
— Это невозможно, — прошептала она. — Папа ни на минуту не выпускает меня из виду.
— Я должен вас видеть, — настаивал Миклош Толди.
— По-моему, вы пытаетесь мне угрожать.
— Это лишь оттого, что я отчаянно хочу встретиться с вами. — Миклош вздохнул и добавил: — Я покинул Вену, как и говорил, но, проехав сотню миль, повернул назад — только затем, чтобы вновь вас увидеть.
— Увидеть… меня?
— Мог ли я уехать, не написав заключительной коды в столь прекрасной и волнующей симфонии? — Он помолчал и пояснил: — Это не совсем то, что я хотел сказать, но, надеюсь, вы поняли меня правильно.
— Я… не могу… с вами встретиться… — сказала Гизела уже не так уверенно, и это не укрылось от Миклоша.
— Вы колеблетесь?
— Я почти забыла… но… нет, нет, это… невозможно.
— Возможно, если речь идет о нас с вами, — сказал Миклош. — Скажите же мне скорее, о чем вы только что вспомнили!
— По дороге в театр отец сказал мне, что сегодня вечером он приглашен на ужин к Иоганну Штраусу. Он собирался отвезти меня в отель, а сам поехать…
Гизела знала, что Миклош улыбается, хотя и не смотрела в его сторону.
— Я думал, что ваш отец, как и многие другие, считает музыку Штрауса слишком легкомысленной и развращающей молодежь.
— Нет, нет, что вы! Как он может так думать, ведь музыка Штрауса так прекрасна!
— И романтична, особенно для нас с вами, — тихо сказал Миклош.
Гизела тихонько рассмеялась:
— Всегда находятся люди, которым не по душе все новое или модное. В Париже еще до войны танцевали вальсы Штрауса.
— Вы слишком молоды, чтобы танцевать в Париже.
— Да, конечно, но сейчас я уже достаточно взрослая, — задумчиво произнесла Гизела. — Мама часто рассказывала мне о балах. А когда папа давал концерты, она брала меня с собой в театр. Я даже видела императора и императрицу. Тогда они казались мне принцем и принцессой из сказки.
— Я рад, что вы были недостаточно взрослой, чтобы танцевать в Париже, — быстро заметил Миклош.
— Почему? — с невинным видом спросила Гизела.
— Потому что теперь вы достаточно взрослая, чтобы вальсировать со мной в Вене, — ответил он.
Она не сразу осознала смысл его слов, а когда осознала, ощутила необыкновенный восторг.
— Но… папа никогда не позволит… это невозможно, — с сожалением произнесла она.
— Мы обсудим это позже, — сказал Миклош. — Сегодня вечером я хотел бы побеседовать с вами в каком-нибудь тихом месте, где нас никто не увидит.
— Я не могу… так поступать…
— Прошу вас, — умоляюще сказал Миклош, — пожалуйста, вспомните, ведь я помог вам однажды. |